А Кирилка боязливо смеялся и все время вскрикивал:

— Ой, не надо… Ой, не так быстро!

Они крепко сцепились красными замерзшими пальцами. Кирилкины варежки тоже были разделены по-братски: у Вовки левая рука была в варежке, у Кирилки — правая. Им было очень весело и хорошо. И Петя с ревнивой обидой подумал, что они прекрасно обходятся и без него.

— Вот комедия! — ухмыльнулся Лева. — А давай наскочим? Будет интересно.

— Не надо, — проговорил Петя. — Ведь Вова учит Кирилку…

— А мне какое дело! — крикнул Лева и, сильно оттолкнувшись правой ногой, полетел прямо на мальчиков.

Петя, конечно, не мог отстать и нехотя поехал за ним.

Наверно, Лева очень сильно толкнул Кирилку, потому что Вова не смог его удержать. Он выпустил Кирилкину руку, и Кирилка, отлетев в сторону, прихрамывая, заковылял на одном коньке. Видно было, что он изо всех сил старается удержаться на ногах. И не может.

Он взмахнул руками, упал и поехал на животе вперед…

— Эх, ты! — Вовка сверкнул на Петю уничтожающим взглядом. — Дрянь, вот ты кто! Больше не дружу с тобой. — И он кинулся на помощь к Кирилке.

У Пети задрожали губы.

Он, что ли, пихнул Кирилку? Он совсем не хотел, чтобы Кирилка упал. Лева толкнул, а он-то при чем? Вот еще новости! Чем же он дрянь, если ничуть не виноват?

— Сам дрянь! — сердито огрызнулся он. — Сам…

— Правильно! — весело крикнул Лева. — Поехали дальше…

И они лихо покатили мимо.

Но у Пети стало так скверно на душе. Он оглянулся. Вова помогал Кирилке подняться. А тот, видно, плакал, потому что тер ладонью глаза. Вовка же кричал им что-то вдогонку и грозил то одним кулаком, то другим.

«Мама рассердится, не буду ей рассказывать», — подумал Петя.

— Ну, — сказал он, заглядывая Леве в глаза. — Теперь музыка.

— Можешь слушать на ходу?

— Могу.

— Ну, так знай… только не спрашивай, откуда… это тайна… Знай, у меня есть…

Трах!

Петя зацепился коньком за выбоину и со всего размаху шлепнулся об лед.

Какая боль!

Слезы чуть не брызнули у него из глаз. Если бы мама или хотя бы Кирилка с Вовкой были рядом, можно бы заплакать. Но при Леве… Никогда! При Леве он потерпит.

Петя проглотил слезы. Поднялся, потер ушибленную коленку и дрожащим от боли голосом сказал:

— Поедем… мне… ничего.

Музыка по радио играла какой-то медленный красивый вальс. Летал снежок, похожий на лепестки белой акации. Было так хорошо, а бедный Петя совсем замучился. Он еле скользил за Левой. Ноги у него гудели, болела разбитая коленка, и больше всего на свете ему хотелось сейчас быть дома.

Но тайна… Левина тайна.

Нет, не мог же он уйти, не разузнав этой тайны!

— Поехали туда, к сугробам! — приказал Лева. Они помчались к темному краю катка, но по дороге Лева передумал:

— Нет, безопаснее на середку, под фонарь…

А фонарь раскачивало ветром из стороны в сторону. И снежинки возле него вертелись, словно летние ночные бабочки вокруг лампы.

Коньки у Пети подламывались и ложились набок, а колени дрожали от усталости. Поскорее узнать бы — и домой…

Лева подъехал к нему вплотную:

— Только ни-ко-му…

Петя согласно закивал головой.

— Николаев! — Лева торжественно и медленно выговаривал каждое слово. — У меня есть… только еще раз поклянись…

Но Петя уже не мог произнести ни слова. Он поспешно закивал и выдохнул клубочек белого пара — весь свой запас воздуха.

— Николаев, знай… — Левин голос стал хриплым и зловещим. — У меня есть марка пиратской страны…

Тут по радио рявкнул последний аккорд, и музыка смолкла.

— Какой страны? — с ужасом и неожиданно громко закричал Петя.

— Тише!.. — Лева оглянулся по сторонам. — Тише!

— Какой страны? — пролепетал Петя и сразу как-то весь обмяк.

— Марка страны Гон-де-лупы…

Марка страны Гонделупы!

Петя и мечтать не смел о том, чтобы увидеть эту таинственную марку. Марку из пиратской страны!

Но вот прошло два дня, и Лева подошел к нему. Петя стоял в коридоре, у дверей класса. Лева отвел его в сторону и с видом заговорщика шепнул:

— Взглянуть хочешь?

Петя тут же догадался, о чем его спросил Лева. Разумеется, ему хотелось взглянуть на пиратскую марку. Еще как хотелось!

— Ладно. Так и быть. Уж с кем дружу, с тем дружу… После школы давай прямо ко мне. Только пойдем не вместе. Я пойду прямиком, а ты валяй кружным путем… И чтобы никто тебя не видел. Ясно?

— Ясно, — тоже шепотом проговорил Петя. — Я знаю дорогу через один двор…

Все это было так интересно, так увлекательно!

После школы со всевозможными предосторожностями, проходным двором, разными закоулками, поминутно озираясь (так что с первого взгляда было ясно: вот мальчик, которому сейчас откроют какую-то необыкновенную тайну!), Петя побежал к Леве Михайлову.

Дверь ему открыл сам Лева. В передней никого не было, и, не снимая шубы, Петя пошел за Левой в комнату.

Откуда-то из-под матраца Лева достал объемистый сверток.

— Все марки? — изумился Петя.

Лева ничего не ответил. Молча начал разворачивать сверток, снимал бумагу, будто с капустного кочана, лист за листом.

— Нет, — сказал он вдруг, — не буду показывать, еще начнешь клянчить…

Но Петя поклялся, что у него даже в мыслях такого нет. Ему бы взглянуть разок, и все.

— Ладно, так и быть! — Лева принялся разворачивать дальше.

Сначала шла обыкновенная газетная бумага, потом коричневая, оберточная. Потом синяя копировальная с чертежами. Потом снова газетная. Потом просто белая. Потом папиросная. И наконец, когда Петино терпение вот-вот готово было лопнуть, Лева добрался до конверта:

— Здесь!

Петя весь задрожал.

— Закрой глаза! — велел Лева.

Петя зажмурился. А Лева снова зашелестел бумагой. Что он еще делал, неизвестно. Петя честно зажмурил оба глаза и ничего не видел. Наконец Левин голос скомандовал:

— Можно. Смотри.

И Петя раскрыл глаза. Перед ним, распластавшись на Левиной ладони, лежала большая яркая марка. Сбоку ровным полукругом проходил почтовый штемпель, черный как сажа, с какими-то замысловатыми закорючками и цифрами.