Я слышу её голос впервые, и мне он кажется странным. Вернее, не голос, а интонации. Она сама какая-то странная. Никак не пойму, сколько ей лет. Походка, глаза и выражение лица не соответствуют друг другу. Чёрные волосы заплетены в косу. Чистое лицо. Длинные ресницы. Ноль косметики. Одежда вне времени: тёмная юбка по колено, серая блузка, застёгнутая на все пуговицы. Так одевались и в тридцатые, и в шестидесятые… Моя ровесница?

— Можно? — переспрашивает она. — А то мне там не нравится… Мне те двое не нравятся… Они нехорошие…

— Не бойся… — говорит он, — …они ночью сойдут.

— Я не боюсь… Просто мне там не хочется… Мне тут хочется… Можно?

Блин… Странно она разговаривает… Как… Как, кто?

— Можно… — говорит он. Потом делает движение головой в мою сторону, — …познакомься, Анна, это Александр.

— Здравствуйте, — она наконец переводит взгляд на меня.

Светлые глаза. Не поймёшь: голубые? или серые? Смотрит, не мигая, как… Как маленькая девочка, — понимаю я наконец и чуть наклоняю голову:

— Здравствуйте, Анна.

Она и руки не знает куда деть, как маленькая девочка. Но в целом — чуть тяжеловатые бёдра и довольно объёмная грудь — на первоклассницу не тянет. Хотя толстой её не назовёшь.

— Вот и познакомились, — говорит… э-э-э… как его там?

— Тебя-то как зовут? — спрашиваю я.

— Ну если ты Александр, я тогда Николай… — он протягивает мне руку. Обмениваемся рукопожатием.

— Можно, я буду называть тебя Сашей? — спрашивает Анна.

— Сколько угодно… — говорю я, — …а Николая я буду звать Коляном, да?

— Может, лучше Колей? Или как? — он и мягко проводит рукой по её волосам. Она улыбается. Хорошая улыбка. Я тоже улыбаюсь ей в ответ. Его улыбка — в глазах.

— Придумал… — говорю я, — …буду звать тебя Николя.

— Хорошо, — кивает Николя.

— Знаешь, Саша… — она смотрит мне в глаза, — …у меня сегодня день рождения.

— Да?! — я улыбаюсь ещё шире. — И сколько стукнуло?

— Мне сорок лет.

Держите меня крепче!!! Сколько??? Вслух:

— Ну, блин… Выглядишь гораздо моложе!

— Правда?

— Конечно, правда! — говорю я.

И это, действительно, правда. Впервые за последние десять дней.

— Юбилей… — я тушу тлеющий фильтр забытой сигареты в большой жестяной пепельнице на полу тамбура, — …нужно отметить. У меня в рюкзаке фляжка с коньяком… Пошли, а, Николя?..

Наши соседи уже укладываются спать, и мы, взобравшись на свои верхние полки, беззвучно чокаемся пластиковыми стаканчиками.

— С днём рождения… — понизив голос до минимума, говорю я.

— И за знакомство… — шепчет Николя.

— Ой! — громко говорит Анна и потом, смутившись, еле слышно:

— Оно горькое…

Я передаю ей конфету.

— Спасибо, — благодарно улыбается она.

Устраиваюсь поудобнее на подушке и, собираясь спать, слышу, как она тихо зовёт меня:

— Саша?

— Да, — я поворачиваю голову и вижу её лицо совсем рядом.

— А с твоим братом всё хорошо?

— С каким?

— С Димой.

Я некоторое время смотрю в её глаза.

— Да, Анна… с ним всё хорошо… Спокойной ночи…

— Спокойной ночи… — улыбается она, и я почти сразу засыпаю.

Во сне я вижу Кукурузник, собирающий кукурузу на

бескрайнем поле. Он бережно носит жёлтые початки

на своих крыльях и поёт им колыбельную. И мой брат

Дима — один из этих початков

Кто-то тормошит меня за плечо. Я открываю глаза и щурюсь от яркого света: все лампы под потолком вагона включены на полную мощность. Я слышу встревоженные голоса.

— Просыпайтесь! — говорит разбудивший меня. — Приготовьте документы…

На его плечах милицейские погоны.

Сейчас даже бабушки знают, что квартиры надёжнее продавать через агентства недвижимости. Даже бабушки знают, что деньги безопаснее хранить и перевозить с помощью пластиковой карты. Бабушки много чего знают, кроме рецептов варенья и того, что волосы после мытья нужно споласкивать уксусным раствором.

Мать Андрея Ищенко уже лет двадцать не обижалась, когда в трамвае к ней обращались «бабуля». Она бы с радостью посоветовала своему сыну Андрюше, как без особых проблем перевезти крупную сумму денег, но не могла этого сделать. Потому что две недели назад тихо отошла в мир иной в своём доме. Сын её, уже давно живший в другом городе, похоронил мать, продал дом по первому попавшемуся объявлению в газете, а деньги повёз к жене. Сам дом стоил немного, но земли вокруг него было целых шестьдесят соток. Поэтому денег получилось — небольшая спортивная сумка. Он взял эту сумку и поехал с ней в поезде.

А ночью, когда состав уже трогался с безымянного полустанка, где пропускал встречный товарняк, кто-то выдернул у Андрея сумку из-под головы, хорошенько дал в челюсть и, открыв дверь в тамбуре, выпрыгнул на ходу.

Сейчас Андрей Ищенко, держась за голову, рыдает в купе проводников. А сотрудники ЛОВД свердловской ж/д лениво опрашивают пассажиров вагона номер «8». Я тоже среди них.

Кроме сумки с деньгами в нашем вагоне отсутствуют те двое картёжников. Это выяснилось почти сразу. Сейчас проводник получает втык от начальника поезда за то, что взял безбилетников, а менты собирают наши паспорта.

— Извините… — говорит молодой сержант, — …это просто формальность. Мы сейчас перепишем ваши данные и сразу вернём.

Все понимающе кивают, отдают документы сержанту и судорожно ощупывают свои карманы и сумки. Спать уже никому не хочется. Пассажиры возбуждённо и громко разговаривают. По звучанию голосов я понимаю: все радуются, что беда приключилась не с ними. Молчим, пожалуй, только я, Николя и Анна. Но и нас пытаются втянуть в разговор.

— Нет, вы представляете! — высовывается из-за перегородки Тётя Радио. — Они же, вот тут же ехали!

Она кивает на полку, где резались в карты мыльноглазые.

— Мне они сразу не понравились! — говорит тот, из румяных толстяков, который женщина. Её клон мужского пола что-то бурчит.

Дядька с нижней полки, надев футболку с номером «7», тянется к стакану с остывшим чаем:

— Эти урки его, видать, давно уже пасли…

Он делает глоток, надевает очки, берёт карандаш и снова втыкает в свой кроссворд. Анна, лёжа головой к проходу, с интересом наблюдает за говорящими.

Николя, наоборот, смотрит в приоткрытое по случаю жары вагонное окно. Поезд продолжает двигаться по маршруту, и сквозняк слегка теребит края простыни со штампом «Свердл. Ж/Д». Небо начинает светлеть.