– Какие люди?

– Родственники.

Айрис задумывается.

– Честно говоря, я не знаю, какого мнения об этом моя мать. Я ее не спрашивала.

– У тебя есть любовники?

Айрис кашляет и тянется к чашке с чаем.

– Наверное, это не очень приличный вопрос? – сконфуженно отводит глаза Эсме.

– Как сказать… Ничего, спрашивайте, но другим может не понравиться. – Айрис отхлебывает чай. – У меня – да… были… есть… да.

– И ты их любишь? Своих любовников?

– Мм.

Айрис хмурится и бросает на пол корку от тоста. Собака кидается на угощение, шурша когтями по линолеуму.

– Не знаю. – Айрис наливает себе еще чаю и напряженно размышляет. – Правда, не знаю. Одних любила, других – нет.

Она смотрит на Эсме и пытается представить себе пожилую женщину молодой, своей ровесницей. Наверное, она была красивой – у нее до сих пор высокие скулы и притягательные глаза, – но к тому времени она уже провела половину жизни в сумасшедшем доме.

– Сейчас у меня есть один… – вдруг слышит Айрис собственный голос.

Невероятно! Никому, кроме Алекса, она не рассказывала о Люке, потому что вообще предпочитает держать это при себе.

– …но это… очень сложно.

– Ох, – вздыхает Эсме.

Айрис отворачивается, чтобы не видеть ее тяжелого, пронзительного взгляда, встает, стряхивает с халата крошки и ставит грязные тарелки на подставку для сушки. Часы на плите показывают всего девять утра. Значит, надо как-то заполнить двенадцать или даже тринадцать часов до того, как Эсме отправится спать. Впереди целых два выходных дня! Что же ей делать?!

– Не знаю, что вам хотелось бы сегодня сделать, – говорит Айрис, оборачиваясь к Эсме. – Может, что-нибудь посмотреть или…

Эсме снова вертит в руках нож с костяной ручкой. Айрис терпеливо ждет ответа. Но Эсме, конечно, молчит.

– Мы можем… – лихорадочно перебирает мысли Айрис, – …куда-нибудь поехать! Хотите? Прокатимся по городу. Или… погуляем. Может, вы хотите увидеть места, где… – Тут уверенность ее покидает, но возникает интересная мысль: – Можно съездить в гости к вашей сестре. У них часы посещений…

– Море… – говорит Эсме, откладывая нож. – Я хочу съездить к морю.

Эсме бежит по воде, прерывисто дыша и встречая волны грудью, затем оборачивается к берегу. Вот изгиб береговой линии Канти-Бей, желтовато-коричневый песок пляжа, родители на коврике, бабушка в шезлонге, как всегда, сидит очень прямо, и Китти смотрит вдаль, прикрыв глаза рукой от солнца. Отец машет ей, призывая вернуться к берегу, но она делает вид, что не замечает.

Накатывает волна, постепенно набирая силу, вбирая в себя все больше воды, и движется прямо на нее, безмолвная, бесстрастная мощь океана. Эсме внутренне сжимается и чувствует, как волна подхватывает ее, подбрасывает к небу и катит дальше, нежно опустив на песок. У берега волна разбивается и белой пеной выплескивается на песок. Китти машет кому-то рукой, из ее купальной шапочки выбились непослушные пряди.

Они сняли на лето дом в Норт-Берике. Бабушка сказала, что так принято. И добавила, что под ее присмотром Эсме и Китти будут «вращаться в хороших кругах». Их учат играть в гольф – Эсме ненавидит это занятие больше всего на свете. Водят на танцы в «Павильон», куда Эсме всегда приходит с книгой. И каждый вечер по приказу бабушки они надевают лучшие платья и прогуливаются вдоль моря, здороваясь со встречными, особенно вежливо улыбаясь неженатым мужчинам. Эсме в этих безумных прогулках не участвует. Она не желает выставлять себя напоказ, как лошадь на ярмарке.

Как ни странно, Китти прогулки обожает. Она часами наряжается, расчесывает локоны, втирает в лицо крем, украшает перчатки лентами. «Зачем тебе это?» – спросила Эсме, когда Китти сидела перед зеркалом, пощипывая щеки. А Китти просто встала и молча вышла из комнаты. Бабушка твердит, что Эсме никогда не найдет мужа, если не переменит привычек. Вчера, когда она еще раз заявила это за завтраком, Эсме ответила: «Вот и хорошо!» – и ее отослали доедать завтрак на кухню.

Набегает новая волна, за ней еще одна. Бабушка достала вязанье, отец читает газету, а Китти с кем-то разговаривает. С двумя молодыми людьми и их матерью, судя по всему. Эсме хмурится. Что происходит с сестрой? Юноши пухлые, с большими руками, расспросы Китти их явно пугают. О чем только Китти с ними разговаривает? Эсме собирается позвать сестру поплавать вместе, но ее что-то отвлекает. Вода в глубине становится холоднее, сильнее охватывает ее ноги, тянет куда-то. Эсме затягивает вглубь, вода рядом с ней стремится не к берегу, а в море. Эсме пытается плыть, гребет к берегу, но к ее ногам будто привязали чугунные гири. Море глухо рокочет, как перед штормом. Она оборачивается.

Перед ней вздымается зеленая стена воды. Вершина изгибается, кренится, готовясь упасть. Эсме хочет закричать, однако сверху на нее обрушивается невероятная тяжесть, тянет вниз, все глубже, все дальше. Перед глазами зеленоватый туман, рот и грудь залиты горькой водой. Она бросается туда и сюда, не понимая, где верх, где низ, куда стремиться. Что-то бьет ее по голове, твердое и колючее, зубы клацают, и она понимает – вот оно, дно, ее перевернуло вниз головой, как святую Екатерину на колесе. Потом она снова теряется в пространстве, ее вертит, тянет, тащит сильной волной. Песок и галька царапают ей живот. Она отталкивается руками и – о, чудо! – выныривает на поверхность.

Яркий свет режет глаза. Горестно вскрикивают чайки, а мать обсуждает с кем-то стейк из свиного окорока. Стоя на четвереньках на мелководье, Эсме судорожно хватает ртом воздух. Ее купальную шапочку унесло волнами, длинные мокрые волосы липнут к спине. Крошечные волны катятся к берегу. Лоб пронзает острая боль. Эсме касается лба рукой и видит на пальцах капельки крови.

Пошатываясь, она встает, и острые камешки впиваются в ступни. Она едва не падает, поднимает голову и оглядывает пляж. Интересно, они рассердятся? Скажут, что не зря просили ее держаться поближе к берегу?

Ее семья сидит на пледе, все закусывают сэндвичами и ветчиной. Бабушкины спицы мелькают, вытягивая из клубка шерстяную нить. У отца на голове носовой платок. Там, с ними, сидит и она. Вот Китти в полосатом купальнике и купальной шапочке, и вот она. Эсме. Рядом с Китти, в таком же купальнике, берет у матери ножку цыпленка.

Эсме широко распахивает глаза. Картинка дрожит и постепенно распадается. Эсме будто бы тянет туда, на берег, несет волной, однако она понимает, что стоит неподвижно на мелководье. Протерев глаза, она снова смотрит на берег.

У похожей на нее девушки такие же ноги, и она так же скрещивает их, сидя на пледе. У ее купальника на плече такая же затяжка. Эсме чувствует, как колет голую кожу жесткая шерсть покрывала, как царапается песчаный тростник, проникая через одежду. Но как это возможно, если она стоит по колено в воде?

Она оглядывает себя, чтобы убедиться, что она – все еще она, и ее не подменили. Набегает волна, ласково щекоча под коленками. И когда Эсме поднимает голову, видение исчезает.