Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но тут явилось озарение, и я вскочила. Рояль! Как же мне это раньше не приходило в голову, пока Барбара Петри еще здесь торчала, разозлилась я на себя. Рояль его разоблачит! Неужто он играет так же хорошо, как Филипп, насколько велика такая вероятность? Он, конечно, ловкач и может вежливо отказаться, как только что отказался признавать родимое пятно.
Вся надежда теперь – на генный тест. Но придется запастись терпением. Барбара Петри «этим займется», так она сказала, прежде чем наконец-то покинула мой дом, короче говоря, надо «несколько дней подождать». Разумнее всего сейчас, наверное, вообще с этим человеком не пересекаться. Но тут в моем воображении всплыла увиденная давеча картина. Как негодяй сидит, развалившись, у меня на кухне и пьет пиво. И все мое существо мгновенно получило новый заряд энергии. Этот тип не должен вообразить, что ему позволительно здесь поселиться.
Молнией взлетела я через две ступеньки на верхний этаж, где скрылся незнакомец.
И там остановилась. Где же он? Меня инстинктивно потянуло в комнату для гостей. Когда бы я сюда ни заходила, проветрить или вытереть пыль, мне всегда немного не по себе, здесь, как и в других нежилых комнатах особняка с их странным запахом, веяло тревогой, как и ото всего, что не выполняет своего назначения. Если где-то и обитали духи, тогда тут. Комнатенка крошечная, окно выходит в сад, кроме кровати, ночной тумбочки, небольшого платяного шкафа и журнального столика там ничего не увидишь, да и зачем – у меня же никогда не бывает гостей.
Я рванула дверь и, хотя ожидала найти его здесь, все равно испугалась, столкнувшись с этим человеком лицом к лицу.
Я успела заметить, как он бросил что-то в кожаную сумку и резким движением застегнул «молнию». Сумка стояла на кровати.
– Что там у вас? – сразу насторожилась я.
– Не понял?
– Что вы только что спрятали в сумке?
– Ничего, – сказал самозванец, не глядя на меня.
– Оружие?
Он фыркнул.
– Конечно же, нет! Зара, прошу тебя!
– Можно взглянуть? – спросила я и подалась вперед, к сумке, но путь мне преградили.
– Что это значит? – спросил он.
– Ничего. Просто я чувствовала бы себя гораздо спокойнее, если бы знала, что вы только что спрятали в сумку.
– Ты ради этого явилась сюда? Чтобы обыскать мою сумку?
– Нет, – ответила я. – Я пришла спросить, не поиграете ли вы мне на рояле.
Я изо всех сил старалась скрыть ликование в голосе.
– Я не понимаю, – сказал самозванец.
– А что тут непонятного? Филипп часто и всегда с большим удовольствием играл на рояле. И раз уж вы выдаете себя за Филиппа, я подумала, было бы чудесно, если бы вы для меня что-нибудь сыграли.
Самозванец побелел как полотно. Нависла тишина. И она ширилась и пульсировала.
– Что скажете? Будем музицировать или как?
Самозванец застыл этаким каменным монолитом. Меня страшно злило его напускное превосходство, его отчаянное равнодушие ко всему, что я говорила, злило и то, что он возомнил, будто может вот так запросто поселиться в комнате для гостей. Я опять шагнула вперед, взяла вправо, снова пытаясь добраться до сумки, и на этот раз мне это удалось, я дернула «молнию».
То, что произошло потом, произошло невероятно быстро, за какие-то доли секунды.
Одним прыжком незнакомец оказался рядом и вырвал у меня из рук сумку, та скользнула на пол.
– Не тронь мои вещи! – заорал он так громко, что в левом ухе у меня запищало, я почувствовала на лице его дыхание, настолько близко он ко мне подступил.
– Руки прочь от моих вещей! – снова заорал он, схватил деревянный ночной столик, стоявший посреди комнаты, и запустил его в стену. Дерево растрескалось как косточки, когда столик с грохотом упал на пол. С отломанными ножками он походил теперь на раненого зверя. Треск и грохот сменила оглушительная тишина.
Я, не отрываясь, смотрела на самозванца. Тот тяжело дышал. Что-то архаическое прочитывалось в его взгляде, из-за огромных зрачков глаза его казались абсолютно черными. Ни разу, еще ни разу в жизни я не сталкивалась с такой яростью.
– Тебе лучше уйти, – нарушил он тишину.
Спокойствие снова вернулось к нему. Но из-за этого угроза в его голосе казалась еще более тревожной.
Мне потребовалось несколько мгновений, чтобы оправиться от шока. Еще за секунду до взрыва этот человек производил впечатление хладнокровного и невозмутимого. Отсюда напрашивался вывод: я имела дело с совершенно непредсказуемым типом.
Я гордо вскинула голову, подняла подбородок. Конечно, психика моя надломлена, но чтобы меня терроризировали в собственном доме – такого я не допущу.
– Думаете, вам удастся обратить меня в бегство? Ошибаетесь! Это мой дом, – выдала я.
Самозванец пристально на меня посмотрел, но выражение его лица оставалось неопределенным. Потом он начал бормотать.
Прозвучало что-то вроде «мания, лабильный» и еще другое, совсем невнятное.
Я наблюдала за ним, больше ничего не оставалось. Присутствие этого человека сообщало мне все возрастающую тревогу.
– Ты ведь и вправду ничего не понимаешь? – спросил тот угрюмо. Его темные глаза угрожающе сверкнули. – Ты понятия не имеешь, что происходит.
Я действительно не разумела, куда он клонит, но уже было все равно.
– Не извиняйтесь, не стоит себя утруждать, – фыркнула я. – Это вы не знаете. Вы не знаете, с кем имеете дело!
– Ты истеричка, – проговорил он с наслаждением. – Видела бы ты себя! Если намерена продолжать в том же духе, то загремишь в психушку! Ты хоть это осознаешь?
Холод крепко сковал меня, я почувствовала во рту металлический привкус. Посмотрела наглецу прямо в глаза.
– Надеюсь, ты не думаешь мне угрожать! – сказала я. – Мне прекрасно известно, что творится в твоем мозгу. Ты видишь маленькую, хрупкую женщину. Идеальная жертва. Но ты даже не представляешь, с кем имеешь дело. Эта женщина после исчезновения мужа на протяжении шести месяцев просыпалась ночью каждый час и тем не менее не взяла на работе ни одного отгула. Ты разговариваешь с женщиной, которая в прошлом году пять раз участвовала в триатлоне. С женщиной, которая вмешивается, если в метро начинается потасовка, а все только стоят и глазеют. Эта женщина, не задумываясь, ампутировала бы себе ногу, чтобы спасти ребенка, и это не ради красного словца. Вот с такой женщиной ты связался. Это я. И скажу только одно: я тебя не боюсь. Я попадала в переделки и похуже.
Я холодна, как звездная январская ночь на Эльбе.
– Я не знаю, кто тебя послал. Не знаю, почему ты делаешь то, что ты делаешь. Но поверь мне: ты еще пожалеешь, что явился сюда.
Он смотрел на меня, не говоря ни слова.