королем Эдуардом I Плантагенетом хозяйственно-административной ревизии – так называемых «Изысканий старьевщика» (Ragman quest), политической целью которой являлся сбор информации о злоупотреблениях баронов во время феодальной войны 1263–1267 гг. для дальнейшего судебного разбирательства[425]. Если принять данную гипотезу исследователя как соответствующую историческим реалиям, то весьма вероятной, хотя и не отмеченной в летописи, целью акции являлось стремление Даниила Галицкого и Василька Волынского составить представление о демографическом и хозяйственно-экономическом состоянии Галицко-Волынских земель после монгольского нашествия и получить доказательства вины «державцев».

Аналогичные переписные мероприятия во владениях Романовичей проводились и позднее, в частности во время правления детей Даниила и Василька – Льва Даниловича Галицкого, Мстислава Даниловича Луцкого и Владимира Васильевича Волынского. Во время похода армий хана Тула-Буги и Ногая в Малую Польшу и Венгерское королевство ордынские войска дважды заходили на территорию Романовичей. В 1287 г., пребывая в окрестностях Владимира-Волынского, «Татаров» «…насилье велико творяхоу в городе и пограбиша товара бещисленое множьство и конии…»[426]. Возвращаясь из похода, армия хана Тула-Буги «…и стояша на Лвове земле в недли кормячесь не воююче и не дадяхоуть ни из города вылести в зажитье… и оучиниша землю поустоу всю…»[427]. После отхода ордынских войск в Степь Лев Данилович провел ревизию хозяйственно-демографического положения Галицкого княжества: «По отшествии жие Телебоужине и Ногаеве Левъ князь сочте колко погибло вое его земле людии што поимано избито и што ихъ Божиею волею изъмерло полъ третьи падесять тысяче…»[428]

Приведенное сообщение свидетельствует как о существовании в княжеской канцелярии переписных списков предшествующего периода, без которых невозможно было бы провести сравнительный анализ убыли населения, так и об умении галицких чиновников проводить переписные мероприятия.

Таким образом, следует согласиться с тезисом А.А. Горского о том, что переписи населения Галицко-Волынских земель, по итогам которых платился ордынский «выход», могли проводиться властями княжества самостоятельно[429]. Контраргумент П.С. Стефановича о невозможности подобных мероприятий из-за отсутствия в домонгольской Руси традиции переписи податного населения[430] не выглядит достаточно убедительно, вследствие наличия устойчивых и многоуровневых связей галицко-волынских князей с рядом европейских государств, а также с Византийской (позднее Никейской) империей, откуда Романовичами могли быть заимствованы механизмы проведения переписных мероприятий[431].

О привилегированном политическом статусе галицко-волынских князей свидетельствует и отмеченная в летописных источниках возможность привлекать на военную службу кочевых федератов («половцев Даниловых»)[432]. В частности, в Ипатьевском своде имеется сообщениие о наличии в войсках Даниила Романовича отрядов союзных половцев орды Тигака[433]. Ввиду краткости летописного сообщения невозможно сказать с определенностью о том, было ли санкционировано властями Улуса Джучи участие половецкой конницы в военных операциях Романовичей против литовцев или же являлось следствием двусторонних договоренностей Даниила и Тигака (являвшегося родственником (сватом) галицкого правителя). Вместе с тем следует учитывать тот факт, что именно самовольное переселение половецкого племенного объединения Котяна в пределы Венгерского королевства стало причиной ультимативного послания, направленного Бату от имени великого хана Угэдэя королю Беле IV с требованием изгнания куманов из Венгрии[434]. Игнорирование Белой IV этих требований привело к вторжению монгольских войск в земли королевства в 1241 г.[435]

Дополнительным свидетельством «особых» отношений Джучидов и Романовичей в период с 1245 по 1253 г. является сообщение галицкого летописца о наличие у дружинников Даниила Романовича монгольских доспешных комплексов во время так называемого Штирского похода галицко-волынских дружин в 1252 г.: «…Немьци же дивящеся ороужью Татарьскомоу беша бо кони в личинахь и в коярехъ кожаныхъ. и людье во ярыцехъ…»[436] По сообщениям ряда источников, данный вид защитного вооружения являлся достаточно распространенным в среде монгольских кочевников[437], однако технология их изготовления, описанная Плано Карпини и Сюй Тином, была достаточно сложной[438] и вряд ли могла быть заимствована русскими ремесленниками-невольниками, бежавшими из ордынских улусов во владения Даниила Галицкого, первые летописные сообщения о которых датируются 1259 г.[439] Столь же маловероятной выглядит версия о появлении у галицких дружинников монгольских кожаных доспехов как военных трофеев, ввиду отсутствия в летописных источниках сообщений о значительных военных столкновениях галицко-волынских дружин с ордынцами вплоть до 1253/54 г. Учитывая отсутствие информации об экспорте оружия из Улуса Джучи в сопредельные государства, а также наличие в Монгольской империи системы государственных арсеналов, из которых оружие выдавалось военачальникам для последующей раздачи подчиненным им воинам[440], наиболее обоснованной представляется гипотеза о получении комплексов защитного вооружения во время посещения Даниилом Орды как подарка правителя Улуса Джучи галицкому князю в качестве подтверждения его особого «союзнического» статуса. На подобный статус, помимо прочего, указывает и церемония приема галицкого князя в ставке Бату, практически полностью аналогичная приему посла южнокитайской империи Сун, – Сюй Тина, в ставке великого хана Угэдэя, в 1235 г.[441]

О достаточно номинальной степени зависимости Галицко-Волынского княжества от Орды свидетельствует и факт военного противостояния Романовичей с наместником Западного крыла Улуса Джучи – Куремсой в 1253/54— 1258 г.[442] Действия Даниила Галицкого и Василька Волынского в период «татарской рати» свидетельствуют не о попытках ослабления «ига»[443], а о практически полном выходе Романовичей из системы политических договоренностей с Бату, заключенных по результатам визита галицкого князя в ставку главы Джучидов (1245/1246 гг.) и восстановлении государственного суверенитета Галицко-Волынской земли, сохранявшегося вплоть до конца 50-х гг. XIII в.

По мнению Е.И. Ивановой, военные действия между Даниилом и Куремсой носили локальный характер и могли рассматриваться правителем Улуса Джучи как конфликт двух вассалов, не влиявший на поступления даннических выплат с Галицко-Волынских земель, включая пограничные районы[444]. Однако данная гипотеза исследовательницы опровергается сообщением летописи о поведении Даниила Романовича при подходе к границам княжества армии Бурундая[445]. В контексте того обстоятельства, что основной целью Бурундая являлось возобновление военно-политической активности Чингизидов на европейском направлении[446], уход правителя Галича на территорию соседних, враждебных монголам государств фактически подтверждал его статус правителя, «ратного» Орде.

В результате проводимой Бурундаем политики, сочетавшей в себе методы военного давления с рядом дипломатических акций, произошло повторное включение Галицко-Волынских земель в государственную структуру Улуса Джучи на основе системы новых договоренностей. Подобные военно-политические акции проводились в 40—50-х гг. XIII в. и в других частях Монгольской империи. В частности, по сообщению Ата-Мелика Джувейни, после избрания Гуюка великим ханом (1246 г.) «…стало известно, что китайская страна Манцзы, которая была самой отдаленной его частью, освободилась от зависимости и перестала повиноваться им, он отправил Субутай-бахадура и Джаган-нойона с сильным войском и многочисленной армией в тот край; а также в Тангут и Солонкай…»[447].

Именно с повторным признанием Романовичами (за исключением старшего представителя династии) сюзеренитета Джучидов следует связывать прибытие