– Спасибо, – отложила вилку Катя. Подумала немного и добавила: – Очень вкусно.

– Пожалуйста, – сказала Алла. – Ты как добралась, нормально?

– Нормально.

– Ты меня извини, пожалуйста.

– За что?

– За то, что я тебе своим звонком горе доставила. Может, лучше было бы, чтобы ты не знала об этом пока. Но я решила, что так будет правильнее, ты ведь уже совсем взрослая.

– Ты правильно решила, – вздохнула Катя. – Я пойду в ванную.

– Да-да, конечно. Я там уже приготовила тебе халат новый, трусики. Леша мне по телефону сказал, что ты совсем без вещей приехала.

– Спасибо, – сказала Катя.

Она вышла, и вскоре в нижней ванной зашумела вода. Алла Богданова вздохнула, сжала виски руками, опустила голову.

– Надо держаться, надо держаться… – тихо проговорила она.

Катя в это время как раз встала под душ. Подставив остриженную головку под тугие струи, она закрыла глаза и начала повторять, словно заклинание:

– Он его найдет, он его обязательно найдет… Он спасет папу, а потом мы поженимся… Даже если у него кто-то есть, это не важно… Он обязательно спасет папу, и мы поженимся… Он обязательно его найдет…

Когда Алла закончила мыть посуду и убралась на кухне, шум воды в нижней ванной уже затих. Алла сняла фартук, аккуратно повесила его на место и выключила в столовой свет.

Уже направляясь к лестнице, ведущей на второй этаж, она вдруг остановилась. Из-под двери спальни первого этажа пробивалась полоска неяркого света.

Некоторое время Алла постояла в нерешительности, потом направилась к двери, тихонько постучалась и заглянула в спальню.

У изголовья нерасстеленной кровати горела лампа. Катя Богданова, свернувшись калачиком, спала прямо на покрывале.

Алла взяла в шкафу плед, осторожно укрыла девушку и потушила свет…

Так и прошагал Богданов по своему подвалу до утра. Не вспомнив, кто подарил ему картину, он решил зайти с другого конца и начал думать, кто мог ненавидеть его до такой степени. В размышлениях прошел час, второй, третий…

Пленник все больше мрачнел. Чем дольше он думал, тем отчетливее понимал, что из полутора сотен человек, присутствовавших в «Загуляе», практически каждый, за небольшим исключением, мог затаить на него злобу.

Жизнь есть жизнь. Кого-то Богданов невзначай обидел, кому-то перешел дорогу, кому-то перебил выгодный контракт, кому-то не дал развернуться.

За каждым из улыбающихся лиц Андрей Петрович начал видеть врага. В его воспаленном воображении вчерашний банкет в «Загуляе» постепенно превратился в настоящий карнавал предателей-убийц…

Вовремя сообразив, что так недолго и свихнуться, пленник усилием воли взял себя в руки. Кандидатов в Иуды было хоть отбавляй, но настоящий предатель был из самого близкого круга.

Богданов методично определил всех, кто имел доступ к информации о контракте, и поразился. Кандидатов в предатели оказалось ровно двенадцать…

Это мистическое совпадение буквально огорошило Андрея Петровича, и на этот раз приходил он в себя намного дольше. А потом Богданов вдруг понял то, до чего в нормальном состоянии додумался бы сразу.

Внезапно остановившись, Андрей Петрович быстро оглянулся. В подвале все было по-прежнему, но теперь Богданов видел все в другом свете. Ему казалось, что он физически ощущает дыхание смерти из углов.

Неизвестный даритель слегка перестарался. «Тайной вечерей» он не только дал понять Андрею Петровичу, что его предал кто-то из своих, но и невольно предупредил об опасности.

Он наверняка понимал, что после освобождения Богданов обязательно попытается докопаться до того, кто же подарил ему эту картину. И несмотря на это, предатель ее все-таки подарил.

Это означало, что он был уверен – Андрей Петрович уже не сможет ни до чего докопаться…

Бессонная ночь в ГУБОПе подходила к концу. «Аналитики», зевая и ругаясь с начальником информационного центра об отгулах, погрузились в губоповский микроавтобус и поехали по домам.

Полковник Панферов со своими сотрудниками остался. За ночь «аналитики» тщательно прошерстили все базы данных, но неустановленных связей Штока почти не выявили. Связей Поркуяна оказалось больше чем достаточно, но все они датировались началом и серединой девяностых годов.

Все шло к тому, что замначальника ГУБОПа окажется прав – выйти на исполнителей не удастся и в этот раз. Полковник Панферов заварил себе чая и с дымящейся кружкой подошел к окну.

Над Москвой поднимался рассвет, но уставшему полковнику он казался тоскливым и бесперспективным.

Катя проснулась рано, но Алла уже не спала, хлопотала на кухне.

– Здравствуй, – сказала девушка, войдя в столовую.

– Здравствуй, Катенька! – оглянулась Алла. – Подожди немного. Сейчас будем завтракать.

Кухню и столовую в доме Богдановых разделяла перегородка с большим проемом в виде окна. Через это окно они и поздоровались.

Катя присела в столовой, Алла продолжила готовить завтрак в кухне. Несмотря на наметившееся потепление, их продолжала разделять стена.

Завтракали молча. Несмотря на показную бодрость, за ночь Алла Богданова еще больше осунулась. Страшные круги под глазами уже не в силах была скрыть даже первоклассная французская косметика.

Наконец Алла не выдержала:

– Ну что тебе сказали вчера в милиции, Катенька?

Катя, не поднимая головы, поводила хлебом в тарелке, вздохнула:

– Сказали, что делают все возможное.

– Они всегда так говорят! – судорожно бросила Алла и вдруг впервые за все время заплакала при Кате.

– А что им еще остается? – пожала плечами Катя.

– А выкуп Леше разрешат заплатить?

– Нет.

– Сволочи они, вот кто! Не могут найти человека, так хоть бы не мешали другим его спасать! – вскрикнула Алла и закрыла лицо руками. – Извини! Я сейчас… – И она выбежала из столовой.

Катя проводила ее взглядом и вздохнула. Ей вдруг очень захотелось обнадежить Аллу и рассказать о том, что милиция еще вчера напала на след похитителей, но Катя помнила о предупреждении Моляра.

Несмотря на свой независимый и упрямый характер, Катя Богданова, как и любая женщина, попавшая в беду, остро нуждалась в твердом мужском плече. Моляр бы здорово удивился, если бы узнал, что такую опору она нашла в нем.

Катерина Богданова была очень умной девушкой. Поэтому то, что сказал ей накануне Моляр, произвело на нее очень сильное впечатление. Сказал он, правда, немного, но все – по делу.