Истинная вершина моей жизни к тому моменту.

Но возвращение к тому невинному состоянию было невозможно.

Больше никогда.

Корабль оттолкнулся от печальной серой громады Чарум-Хаккора. Перелет на Фаун-Хаккор должен был занять немногим более тридцати часов.

Я заставил людей облачиться в нательную броню. Ускорение было, конечно, огромным. Райзер и Чакас смотрели вместе со мной, как вращались звезды, когда корабль набирал скорость, переходя на полную мощность, захватывая вакуумную энергию и выталкивая фиолетовую струю виртуальных нейтронов, которые исчезали, как только две стрелки времени обнаруживали их.

Мы оставались в нательной броне, пока корабль не вышел на нужную орбиту. Время замедлилось и теперь ползло, как черепаха. Я попытался научить людей получать доступ к отвлекающим играм, но они слушали меня невнимательно. Наконец они без моего участия принялись за какие-то таинственные и бесконечно повторяющиеся игры на пальцах. Я благодаря долгому наблюдению уже начинал понимать ее правила и элементы стратегии, когда к нам присоединился Дидакт.

Комплекты брони разомкнулись.

Появилось изображение Фаун-Хаккора, орбита изменилась для выхода на петлеобразную траекторию. Мы не собирались задерживаться, не собирались садиться.

– Я обследовал все планеты датчиками дальнего действия, – сказал Дидакт. – Информация, которую они получают на таких расстояниях, не стопроцентна, но…

– Где люди сражались наиболее упорно? – спросил Чакас, подойдя к Дидакту. Он посмотрел на прометейца ясным, лишенным страха взглядом.

– Там, где они считали, что это наиболее важно с точки зрения их интересов. Последние и самые яростные сражения проходили на Чарум-Хаккоре. – Дидакт встал перед обвиняющим его человеком. – Твой народ – если мне позволено так их называть – проявлял ужасную жестокость, когда вторгался на планеты, где Предтечи поселили другие виды. Давление их увеличивающейся популяции было колоссальным. Они уничтожили население пятидесяти беззащитных систем и основали там человеческие колонии, прежде чем мы скоординировали наши усилия и изгнали их назад – на границу спирального рукава. Они считали…

– Заглядывая в сознание душ, – сказал Чакас, глядя тусклым взглядом, словно внутрь себя, – я многое узнаю о моих предках.

– Это знание делает несчастным, – заметил Райзер.

– Полный обзор, – скомандовал Дидакт, явно желая прервать этот разговор.

В то же мгновение мы словно повисли в космосе, будто корабль вокруг нас исчез. Преодолев растерянность, через какое-то время мы наконец смогли взглянуть на Фаун-Хаккор без боязни.

Эта планета, по размерам почти не уступавшая Чарум-Хаккору, была покрыта пестрым зеленым ковром материков и несколькими разделенными океанами, запертыми горными грядами. Картина, ничуть не напоминающая Чарум-Хаккор, даже красивая… на первый взгляд.

– Я мог бы тут жить, – сказал Райзер.

Но датчики говорили иное. Только теперь, когда анцилла обратила наше внимание, мы увидели следы разрушений – выбоины, кратеры, огромные плоские и выжженные площади, уже заросшие, но сплошь покрытые отметками с датами нанесения ударов, ответных ударов и списком кораблей Предтеч, участвовавших в сражении.

А потом – другие корабли, другие имена. Имена людей. Чакас поморщился, услышав перевод некоторых из них.

– Фаун-Хаккор был родиной вида феру – люди их ценили, как своих домашних любимцев, скрашивающих их досуг, – сказал Дидакт. – Резервные силы яростно защищались, но их число и защитные сооружения были минимальны, поэтому планета сохранила большую часть своей исходной флоры и фауны…

– Что-то изменилось, – сказал Чакас. – Здесь что-то не так.

Райзер обошел нас – он казался каким-то нездешним в своей нательной броне, идущим по невидимой палубе.

– И кто живет там теперь? – спросил он.

Дидакт запросил сканы нынешней органической жизни на планете со списком уцелевшей флоры и фауны, выжившей после сражения, случившегося девять тысяч лет назад. В документах, составленных по наблюдениям творцов жизни после прекращения боевых действий, я увидел сотни видов крупных животных от одного до сотни метров размером. Некоторые из них явно обитали в воде, другие – крупные сухопутные хищники или спокойные степные травоядные. Список сравнили с тем, что показывали датчики в данный момент.

Крупные виды исчезли все.

– Животные размером более метра отсутствуют, – бесстрастно сообщила анцилла.

Теперь пришел черед более мелких исторических видов – древесные, норные, небольшие хищники, грызуны, летающие, членистоногие, вегетативно-родственные сообщества… феру.

Один за другим они исчезали из списка. На планете их больше не было.

Затем настала очередь флоры, включая густые древесные леса. Многие из первоначально существовавших здесь деревьев приобрели нечто вроде долгосрочного разума, они контактировали друг с другом на протяжении веков с помощью насекомых, вирусов, бактерий и грибов, которые переносили генетические и гормональные сигналы, аналогичные нейронам… Этот список тоже быстро обнулился. Правда, существовали еще какие-то остатки – мертвые леса и джунгли, покрытые ложным зеленым ковром примитивных растений и симбиотических видов.

Все, что оставалось, было, по существу, мхами, грибами, водорослями и их соединенными формами.

– Ничего, что имело бы центральную нервную систему или хотя бы спинную струну, – сообщила анцилла. – Никакой фауны размером более миллиметра.

– А где пчелы? – спросил Райзер. – Какое может быть опыление без пчел? Никаких вкусняшек не найдешь. Где они? – Его голос поднялся до высоты писка.

– Цветущие растения немногочисленны и вымирают, – продолжала анцилла. – Все океаны и реки отравлены разлагающейся материей. Показания датчиков свидетельствуют о коллапсе экосистемы.

Дидакту стало невыносимо. Он убрал виртуальное изображение, и мы снова оказались на палубе командного центра, выцветающие страницы улетали прочь, словно уносимые неодобрительными ветрами.

– Мы превратились в монстров, – сказал прометеец. – И оно вернулось таким громким эхом, что все теперь знали: Предтечи будут уничтожать все, что имеет хоть малейшую крупицу разума… все, что мыслит и планирует. Это должно стать нашей последней линией обороны. Преступление, выходящее за всякие рамки разума, превосходящее все другие прегрешения против Мантии… Что останется?

Что он имеет в виду, когда говорит «оно», подумал я. Уж не пленника ли, освобожденного с Чарум-Хаккора?

Или что-то еще хуже.

Он вызвал кресло, отвечающее его размерам, и сел подумать.

– Вы интересуетесь, что заставило меня войти в Криптум. Мой отказ согласиться на этот план даже на ранних его этапах. Я всем своим существом боролся против этих позорных механизмов и за тысячи лет предупреждал об их создании. Но мои оппоненты в конечном счете победили. Совет объявил мне выговор, они облили грязью мою касту, мою гильдию, мою семью. И тогда я стал обесчещенным – победитель и спаситель, отказывающийся слушать голос разума. И потому я исчез.