нужно знать Пастухову о Эмме больше, чем он узнал. Не нужно знать, как она рассказывает своей понарошной собаке про дневные обиды и про тех людей, кто их нанес. Как жалуется на всегдашнюю усталость, на то, что руки опускаются от нехватки времени и сил… Как плачет, уткнувшись в ее плюшевую шею, обхватив руками широкие мягкие бока, если вдруг захочется похлюпать носом. Поплакать тоже бывает нужно и даже полезно.

– К шахматам? Марианна Вадимовна, никак. Я ничего не понимаю в шахматах, но если надо будет, то я, конечно…

– Стоп, стоп, Пастухов. Это перебор. Не надо изъявлять свои верноподданнические чувства, не то я заподозрю в тебе скрытое ехидство. Я тебя проверяла. Про-ве-ряла, понимаешь? Соврешь, не соврешь. Если бы ты сказал, что фанатеешь от шахмат, то выказал бы себя вруном. Столик с фигурами – вот же он, а ты не заметил.

Естественно, он видел столик, к которому кресло с плюшевой Эммой было придвинуто. А по другую сторону столика – еще одно кресло. Как, интересно, он мог всего этого не видеть?

Пастухов наконец обиделся и от этого осерчал. Проверяет она, видите ли, его на вшивость.

– С Эммой в шахматишки дуетесь? – спросил он нагло, вскинул на нее дерзкий взгляд и не стал сожалеть о дерзости и наглости.

– В точку попал, капитан, – расхохоталась Анка. – Мне нравится обыгрывать, а эта двоечница даже ходов не знает. А если серьезно, то здесь единственное подходящее место для шахматной доски. Не находишь?

Пастухов угрюмо осмотрелся.

Не с руки ему было раньше осматриваться. Занят он был. Спасал Анку от ее игрушечной собачки. Придурок. Хорошо, что она не застала тот самый момент, когда он хлопал клешней себе по боку, кобуру безуспешно нащупывая.

Комната как комната. Мебель не новая. Судя по дизайну и стандартному набору, середина брежневской эпохи. Стенка типа «Ореховка», софа типа «Юбилейная», придвинутый вплотную к окну полированный квадратный стол-книжка с хрустальной конфетницей посередине. Три стула возле него. И вот этот самый журнальный столик в традиционной компании парочки кресел с изогнутыми деревянными подлокотниками.

– А почему не на обеденном столе? Тоже место неплохое, – отважился он высказать мнение, если уж спросили.

– Вид дурацкий получается. Смотри. – Анка бережно приподняла шахматную доску и медленно, почти на цыпочках, направилась с ней к окну. – Главное, чтобы фигуры со своих полей не съехали. Я еще эту партию недоразобрала.

Она разместила доску на краю столешницы, затем убрала конфетницу на диван, а шахматы сдвинула к середине. Снова прошла к двери, встала плечом к плечу с Пастуховым. Повернула к нему голову, взглянув снизу вверх и приподняв вопросительно брови.

Он задумчиво потер подбородок и проговорил:

– Пожалуй, да. Пожалуй, на журнальном столике лучше.

– Тем более имеется торшер! – подытожила Марианна.

– Тем более торшер, – согласился Саша.

– Комп у меня в спальне. Это наша с Викой бывшая детская. Она мне и кабинет, и все остальное, в ней в основном существую. А бывшую спальню родителей на консервации держу. Человеку не нужно так много комнат, – заключила она легким тоном и прибавила: – Ты, кстати, очередь занимал. Передумал?

– Не передумал, как можно. Решил сначала вашу гостиную осмотреть. Пока вы не передумали ее показывать. – Потоптавшись на месте, спросил: – Но почему шахматы? Неужели вы… кандидат в мастера? Или, боюсь предположить, мастер спорта?

– Я в шахматах дилетант полнейший. Но игра затягивает. Тебе нравилась алгебра в школе?

– Алгебра? – переспросил Пастухов, наморщив лоб.

Он позорно не успевал за зигзагами Анкиных мыслей и оттого слегка вспотел. Хотя, может, и не от волнения, а просто душно было в квартире и жарко.

– Ну да, алгебра. Прикинь, я кайфовала, когда решала алгебраические уравнения. И от шахматной игры похожим образом кайфую. Даже в шахматный клуб вступила, мы в районной библиотеке собираемся. Правда, результаты показываю смешные. Мне не особо важно. Лучше было бы, конечно, побеждать, а не вылетать задолго до эндшпиля. Ну, ты иди, Пастухов, куда хотел, и я наконец собираться начну. А потом я тебе еще одно задание озвучу по колдуну.

– Сразу озвучьте.

– Завтра с утра собери о нем сведения на скорую руку. Родственники, бывшая жена, дети и так далее. Главное – откуда в этот дом переехал, и последнее место работы неплохо было бы выяснить. А лучше – весь послужной список узнай. Хорошо бы и с соседями бывшими, и с коллегами покалякать, но для этого не один день потребуется. Поэтому – что успеешь.

– Принято, исполню.

– И вот еще… – сказала она, помявшись. – Разъясни-ка, Пастухов, одно мое недоумение. По поводу сенсации, которую ты нам с Левой выгрузил.

– Марианна Вадимовна, какой сенсации?

– Про магов с колдунами и их роль в масштабах мироздания. По этой версии получается, что если некто, допустим, наш Ягин, является исполнителем суда высших сил, то и не виноват он в своих деяниях, так, что ли? Не нравится мне эта философия.

– Если кто-то убивает, потому что так захотел, все обдумал, а затем совершил, то виновен.

– При этом послужив высшим силам?

– Как ни парадоксально.

– Что же, и награда ему за это будет? – саркастично спросила Марианна.

– Как я понял, он и ему подобные штрафные очки себе нарабатывают. Значит, ждет награда. В смысле – воздаяние.

– Ты в это веришь?

Пастухов со вздохом спросил:

– Мы всех преступников находим?

– Увы.

– Так вот я верю, что каждого своя мухобойка догонит. Хоть нашли мы его, хоть нет. Не на этом свете, так на том, но непременно.

– Идеалист ты и фантазер, Пастухов. Но имеешь право. Главное, чтобы это работе не мешало, – с непонятным конфузом, как будто заглянула без спроса во что-то Сашкино интимно-личное, о чем говорить с чужими не принято, сказала Марианна.

«И чего пристала к человеку? – негодовала она на себя, кидая предметы личной гигиены в пластиковую сумку. – И допрос учинила зачем?»

«Да не подсматривала я за его интимно-личным! – возражала она себе, усаживаясь позади Пастухова на сиденье «Харлея». – Он сам выложил. Хотя не абсолютно добровольно».

Потом они снова мчались по улицам Москвы, мотоцикл красиво и басисто гудел мотором, Сашка умело лавировал между электробусами и легковыми авто, а Марьяна радовалась быстрой езде и еще тому, что прекрасно держится в седле, просто уперев руки в колени. И никаких касаний. Чтобы этому дылде чего-нибудь не приглючилось.

Вещей набралось неожиданно много, в дорожную сумку все не поместилось, пришлось задействовать еще и рюкзак. Поклажа была приторочена к багажнику супербайка, оскорбляя своим колхозно-мешочным видом его брутальное великолепие.

Вазочку чешского стекла протащить контрабандой удалось. Марьяна замотала ее в махровое полотенце, а потом в простыню и лишь потом