В разгар праздника Елена Борисовна выпила стакан сока, тот показался ей немного странным на вкус. Она не прислушалась к своим ощущениям, однако вскоре ее потянуло в сон, перед глазами замелькали черные мухи. Дальнейшее помнилось смутно. Как будто Алену укусила оса. Затем она обнаружила себя сидящей в машине, и вроде автомобиль поехал. Но вдруг резко остановился, некая сила вытолкнула Барашкову наружу. Далее воспоминания превращаются совсем уж в несвязанные обрывки: холодно… мокро… Кто&то кричит… шум, грохот, омерзительный запах… И тишина.

Очнулась Алена в холодной комнате без мебели и окон. Она была по&прежнему одета в темно-зеленое шелковое платье, в котором пошла на вечеринку. Вот только оно потеряло праздничный вид, было покрыто грязью, измято, местами разорвано. Колготки и вовсе превратились в лохмотья. Но самым большим сюрпризом стали туфли. На полу небрежно валялись ярко-розовые, все в стразах лодочки с красной подошвой.

Не успела Барашкова прийти в себя и сообразить, что находится в камере предварительного заключения, как появился мрачноватого вида милиционер и велел:

– Надевай чапки, пошли.

– Куда? – испугалась Алена. А потом догадалась спросить: – Почему я тут?

– Там объяснят, – строго ответил сержант. – Обувайся.

– Это не моя обувь, – возразила Алена.

– А чья? Папы римского? Не выдрючивайся, не в том ты положении, иди без кривляний, – мирно посоветовал стражник.

Но Барашкова, до того дня встречавшаяся с представителями правоохранительной системы исключительно как журналистка, уперлась:

– Смотрите, тут шпилька пятнадцать сантиметров, носок открытый. Я такую модель не ношу, предпочитаю маленький каблучок и закрытый нос.

– Мужику своему это рассказывай, – зевнул сержант.

– Платье у меня зеленое, разве к нему ярко-розовые туфли надевают? – не успокаивалась Алена. – Я пришла на вечеринку в лаковых черных балетках. Они, правда, тоже к наряду не подходят, но я подвернула накануне ногу, до сих пор болит…

– Лучше заткнись, – беззлобно перебил парень в форме.

– Да они мне велики! – привела самый главный аргумент задержанная. – Вон, с ног спадают. Пойду с вами и потеряю лодочки по дороге.

– Чтоб это было твоим самым большим несчастьем… – заржал сержант. – Не о том думаешь. Можешь хоть босиком шагать, мне однофигственно.

Дальше начался такой кошмар, что Алена разом позабыла про непонятно откуда взявшиеся туфли. К ней никто из родственников не приехал, из отделения ее отправили в СИЗО все в том же шелковом платье и спадающих с ног, совершенно не подходящих для слякотно-холодного ноября туфельках. Когда после нескольких часов ожидания в стаканоподобном помещении без какого&либо места для отдыха Алену наконец начали обыскивать, она разрыдалась.

– Раньше следовало сопли распускать, – буркнула охранница. А потом добавила: – Туфли у тебя хорошие. Дорогие?

– Да, очень известной фирмы, – шмыгая носом, пояснила Елена Борисовна, – обувь которой считается одной из самых престижных, ее отличительный признак красная подошва. Но они не мои.

– А чьи? – усмехнулась блондинка в форме.

– Не знаю, – пролепетала Алена. – Очнулась – балеток нет, на полу вот эти лодочки на шпильках валяются.

– Намучаешься ты с ними в камере, – неожиданно ласково заговорила сотрудница изолятора, – а в платье околеешь. Вели родственникам спортивный костюм и кроссовки принести.

– А как мне с мужем связаться? – спросила Барашкова.

Тетка понизила голос:

– Диктуй телефон, звякну тебе домой. Забесплатно. Из жалости.

– Спасибо, – прошептала Алена, – дай вам бог здоровья.

– А могу дать треники и обувь подходящую в обмен на твои лодочки, – продолжала охранница. – Туфли совсем новые, и как раз у моей дочери такой размер. Подарю ей на Новый год. По рукам?

– Конечно, – обрадовалась продрогшая до костей задержанная. И вскоре получила застиранные брюки, кофту и кеды далеко не первой свежести…

Полина прервала рассказ.

– Поняла?

– А что здесь непонятного? – пожала я плечами. – Алену поместили в камеру, когда она была в отключке. Очевидно, там находилась еще одна арестованная, которую увели. Она надела балетки Елены Борисовны и ушла в них.

Дороднова прищурилась.

– Не сходится! Они же ей по размеру не подошли бы. Алена, когда ее на зону определили, через некоторое время начала над этим думать. В крови у нее нашли героин. А откуда наркотик? Она год или больше чистой жила, работала в престижном месте, на иглу садиться не собиралась и в тот день точно не кололась. Кстати, почему ей от обычного сока не по себе стало, спать потянуло, а?

– Понятия не имею, – ответила я. – К чему все эти вопросы?

Полина стукнула кулаком по столу.

– А к тому, что ответы на них интересные! Алене кто&то в стакан снотворного подлил, потом в машину отволок, сам за руль сел и ту Вайнштейн сбил.

– Да, интересно, – протянула я, – жаль, в вашей истории смысла нет. Зачем какому&то злодею этот спектакль затевать?

Полина сдвинула брови.

– Мы долго с Аленкой все это перетирали, и знаешь, к какому выводу пришли? У ее мужа наверняка любовница была. Имени ее законная жена не знала, но по некоторым признакам догадывалась, что Леонид налево ходит.

– Не стоит его осуждать, – вздохнула я, – совместная жизнь с наркоманкой не пряник.

– Аленка скандалов не закатывала, – возразила Полина, – понимала, что виновата перед всеми: перед дочкой, супругом, его родителями. Однако надеялась, что удастся восстановить семью. Леня жену раньше крепко любил, но когда та курс очищения крови прошла и за ум взялась, он ее дома без особой радости встретил, перебрался в отдельную комнату, секса у них не было. Барашков часто на работе задерживался, с Аленкой, как с чужой, держался, вежливо, но на расстоянии. А потом, за неделю до той вечеринки, он приехал со службы взвинченный, коньяку тяпнул и налетел внезапно на Алену, все свои обиды ей выложил, мол, любил ее, а она ему в душу наплевала, ни в грош не ставила, наркотики ей милее всего были. Такой у них бурный разговор вышел! Целую ночь отношения выясняли. И знаешь, чем все завершилось? Они в одной постели очутились.

Рассказчица хихикнула. Затем, посерьезнев, продолжила:

– Уже утром Леонид сказал жене: «Давай попробуем еще раз семейную жизнь начать. У нас с тобой дочка подрастает, ради нее попытаемся снова вместе жить. Но учти, если еще раз к шприцу прикоснешься, я тебя из своей судьбы вычеркну, не жди ни помощи, ни поддержки». Алена мужу на шею кинулась, поклялась, что поумнела, и получилась у них медовая неделя. Супруг за ней вечером в агентство заезжал, потом вместе в ресторан шли или в кино. Секс, как в юности, каждый день. Так зачем ей собственное счастье рушить? Она от зависимости вылечилась, мечтала дочку увидеть. Свекор и свекровь в невесткино исправление сначала не верили, условие ей поставили: вот два года без наркотиков проживет, тогда согласие на приезд Надюши в Москву дадут. А теперь про туфли. Не Аленкины они! Знаешь, что мы с ней решили? Леонид любовнице о разрыве объявил, а та решила за свое счастье бороться. Угостила его жену соком со снотворным, потом вколола ей героин. То&то Алене в полубреду почудился укус осы…