Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Против такого грозного, как скала Радима у нее только одно средство — слезы, но и оно не работает. Еще немного постояв, закусывая губу и гипнотизируя своими мокрыми глазками Радима, она все же садится в свою машину и резко срывается с места.
Только когда она уезжает, я понимаю в каком сильном напряжении я была. Меня накрывает дикий мандраж, меня трясет от физического и эмоционального перенапряжения. Слезы градом начинают катиться по щекам. Радим порывисто притягивает к себе, сгребает в охапку, нет сил даже оттолкнуть его.
Утыкаюсь в крепкую грудь и уже не могу сдержать поток слез. Никогда не получалось сдержаться, когда слезам вздумается выйти на свет. Беспощадно мочу его белоснежную рубашку.
— Не плачь Мариш, не надо. Сделаю все, как ты хочешь. Я же Золотая Рыбка, помнишь? Не плачь. Не могу смотреть на твои слезы. — вибрации его хрипловатого голоса дарят умиротворение. — Поверь мне, я все возможное и невозможное сделаю, чтобы такое никогда больше не случилось.
Лучше бы и вправду ничего этого не случалось, но этого уже не изменить.
24.2
Он удерживает на своей горячей груди мою голову, мягкими поглаживаниями волос, которые слишком быстро заканчиваются, чтобы сделать длинное движение. Его сильные руки сейчас нежны, как никогда. Слышу гулкий стук его сердца, и он необъяснимо успокаивает меня, дарит чувство защищенности. Я в домике и мне хорошо рядом с этим сильным и одновременно заботливым мужчиной, который теперь не мой. Мне приходится постоянно напоминать себе об этом.
— Я больше так не могу! — вываливаю я все наболевшее. — Она звонит мне, теперь нашла место работы! Подкараулила… Радим, это слишком для меня. — шепчу ему в грудь и меня снова начинает трясти.
— Тише, тише, успокойся. Просто дыши. Раз…, два…, три…
Повинуясь повелительным ноткам в его голосе, я делаю все как он говорит, немного успокаиваясь.
— Я улажу этот момент.
— Ты мне говорил уже это!
Он напрягается от моих слов. Рука, гладящая волосы, останавливается. Словно он уже забыл, что обещал мне когда-то разобраться со своей новой "любовью"
— Я все решу, не переживай за это. Теперь уже окончательно. — шепчет он своим хрипловатым голосом куда-то в волосы, успокаивая.
Дыхательная гимнастика сделала свое дело. В крепких руках мандраж стихает, в них тепло и спокойно, надежно. Мне не хочется из них выныривать. Я так устала от постоянного напряжения этой недели, что теперь сложно в себе победить желание расслабится, понежиться в его руках.
Но как бы ни было хорошо в его объятиях, нужно уже что-то решать. Так тянуться больше не может.
— Обещай мне, — шепчу я ему в грудь, пока не передумала и не захотела еще понежиться, — что не будешь больше приезжать ко мне, преследовать меня, предлагать услуги извозчика и вообще попадаться мне на глаза. — я немного отстраняюсь и смотрю ему в глаза.
Он внимательно слушает, а на последних моих словах резко втягивает воздух в легкие, задерживая дыхание, отчего его широкая грудь становится ее шире, отворачивается, блуждая невидящим взглядом вокруг. Наконец, отвечает:
— Если ты этого действительно хочешь. — он сосредотачивает свой острый взгляд на мне, напряженно следя за моей реакцией. Ему важен ответ.
Киваю, глядя ему в глаза.
— Да, мне это нужно. — шепчу, уверенная в своих словах как никогда.
Он считывает мою уверенность и принимает мой ответ, тоже кивая:
— Хорошо. Я дам тебе время. Но ты обещала мне вернуться к вопросу о нас, когда я решу свои проблемы.
— Я не отказываюсь от своих слов! Когда ты действительно со всем разберешься.
Я позволяю подвезти себя, в последний раз. В таком расшатанном состоянии нет желания трястись в общественном транспорте.
Только дома, окончательно успокоенная родными стенами своей крепости, наедине с собой, я начинаю сопоставлять факты. Третий месяц ее беременности. Это получается, они встречались еще до нашей поездки на Корфу. Божечки, на что я подп
исалась. Зачем я дала ему призрачный, но шанс?
25.1
Понедельник день тяжелый это всем известно.
За выходные я успела восстановиться морально и физически, тем более из дома пришли утешительные новости. Звонила мама, как всегда, в первую очередь отчитавшись о здоровье отца — он чувствует себя хорошо, хотя и тянет со своим обещанием пройти обследование, что меня сильно беспокоит. Но когда я перееду обратно к родителям, возьму дело в свои руки, и он у меня не отвертится.
На новости, что я увольняюсь и переезжаю к ним, на первое время мама реагирует спокойно, сухо отметив лишь, что отец будет рад. Обычная мамина реакция, но я ждала, наверно, что она проявит больше участия и радости от этой новости.
Зато на работе меня поджидают неожиданные новости. Кадровичка Леночка, пробегая мимо моего рабочего стола, шепнула, что босс не подписал моего заявления и лучше бы мне решить этот вопрос самой. Вот так надейся на других людей. Стоит винить только себя, что сразу не решила вопрос с увольнением.
Секретарша Лизочка мимо не пробегала, а целенаправленно шла ко мне прямой наводкой. "Сам" вызывает. Ну что ж, этот понедельник не стал исключением в традиции последних дней — каждое утро у босса на ковре.
Немного медитирую у двери в кабинет Дмитрия Владимировича. Медленно выдыхаю. Что бы ни случилось, сейчас мне нужно быть сдержанной, несмотря на то, что это все труднее сделать, в последнее время.
— Проходите Мариночка, присаживайтесь. Сейчас Лизочка чаю принесет или вы предпочитаете кофе? — сразу же предлагает, как только я захожу.
— Кофе, — коротко отвечаю.
С опаской принимаю предложенное место в кресле у стола. Босс, сидевший до этого, резко встает и начинает расхаживать по кабинету. Его поведение вызывает немало удивления. Виданное ли дело, чтобы босс вставал со своего "королевского места", обычно его не вытащишь. Следить за движением маятника и то приятнее, чем за мельтешащим боссом, вызывающим неприятное напряжение. К тому же смотреть приходится снизу вверх, что создает дополнительный дискомфорт.
— Мариночка вы все же решили от нас уйти? — задает вопрос спустя минуту, как будто не сам порвал мое заявление на той неделе.
— Да, я нашла другое место, которое меня больше устраивает. — невозмутимо поясняю.
От моих слов босс, как будто переключается. В одно движение приближается и заключает в капкан. Опираясь о стол одной рукой и на подлокотник кресла, в котором я сижу — другой, запирая меня в неловком положении.
Он наклонился и теперь его лицо очень