большой. Наверное, раз в тридцать или пятьдесят больше Вятича, — пояснил я, забавляясь сменой эмоций на ее лице.

— Только не надо мне врать! Не может быть такого большого города, — сердито сказала она.

— Ладно, пойдем на прогулку, сама увидишь. У нас безлошадные повозки даже под землей едут и лестницы сами людей поднимают, — я взял ее за руку, подводя к столу, где ожидало кофе.

— Сволочь, как же меня хочется тебя задушить, когда ты врешь! — вспыхнула она. — Зря я пришла к тебе. Пусть бы тебя Славина замучила!

— Детка, не сердись. Давай так… Сыграем по-эльфийски: если я сейчас не соврал, то ты мне будешь должна желание, а если соврал, то я тебе. Идет? — я достал из шкафа последнюю коробку ассорти «Коркунов», разорвал обертку.

— Как ты докажешь, что не врешь? — в ее светло-зеленые глазах сверкнула хищная искорка.

— А сама увидишь. Ты же хочешь прогуляться по моему миру? — я открыл коробку конфет и придвинул к ней. — Пей кофе, кушай конфетки.

— Хочу. Только я не могу задерживаться здесь. И ты не можешь. Если княгиня узнает, что тебя нет в камере, она может тебя казнить.

— Ох ты, бля! — мне трудно было сдержать смех, но смог. — Но ты же не скажешь ей об этом?

— Нет. Но она скоро спустится туда сама, — Ольга Васильевна сделала маленький глоток и по выражению ее лица, полному удовольствия я догадался, что кофе ей нравится.

— Тогда мы ее легко обманем. Мы вернемся в тюрьму в ту же самую минуту — это я тебе обещаю, — я тоже отпил пару глотков. — Эта злобная сука Славина не заметит, что меня не было в камере.

— Как ты можешь на нее так говорить! — вспыхнула ее светлость, конфета так и застряла в ее зубках.

— Ты знаешь, что она со мной сделала⁈ — я поднял майку, демонстрируя свеженький след от плети. — Ударила кнутом! Ну не сука ли? Ведь я все хотел ей рассказать! Все без утайки! Знаешь, какое у меня после этого желание? — я глянул на княгиню, очень медленно жевавшей конфету: — Трахнуть ее в задницу! Оттрахать ее так, чтобы никогда у нее не было соблазна хвататься за кнут.

Я ожидал, что она сейчас вспыхнет, но княгиня молчала. Лишь сделав еще пару глотков кофе, сказала:

— Может ты и прав. Попробую заступиться за тебя. Но при условии, что ты сам все расскажешь о твоих истинных устремлениях в ее спальню. Ты уверен, что мы сможем попасть в ту же самую минуту в камеру? Я не могу надолго покидать дворец.

— Обещаю. Если хочешь, клянусь перед богами. Погуляем здесь, купим тебе смартфон и еще… — я приблизился к ее ушку и произнес: — Потрахаемся. Да?

— Да, — отозвалась княгиня, поцеловав меня в губы. — Мне нравится этот кофе. Можешь раздобыть такой же для моего дворца?

— А у тебя есть свой дворец? — я рассмеялся, обнимая ее.

— У Славиной, но я же там живу, — она допила остаток кофе и отставила чашечку. — Мне у тебя уже нравится.

— Идем. Сейчас ты услышишь охренительную музыку на хорошей акустике. Заодно переоденешься во что-то более модное, — я встал, приглашая ее за собой.

— Очень маленькие комнаты, — заметила она, пройдя по коридору и заглянув в открытую дверь спальни.

— Сюда, детка, — я включил телевизор и акустику, затем открыл Ютуб и нашел уже знакомую ей композицию AC/DC «Hells Bells». Славина застыла с широко раскрытыми глазами, уронив челюсть. В то время на экране телевизора Брайан Джонсон ловко прыгнул на веревку, оживляя огромный колокол протяжным звоном. Я добавил громкости так, чтобы неспешно зачинавшаяся музыка пробирала до костей.

— Серж! — вскрикнула княгиня, сжав кулачки. — Что это⁈

— Это AC/DC на экране моего телевизора… Как бы тебе объяснить, детка, — я сбавил немного громкость, чтобы не приходилось орать. — Вот как ты видела свое изображение на смартфоне, фото Радигора и Агашимаи — примерно это, только эти изображения ожившие, со звуком и на большом экране.

— Это большой смартфон? — прокричала она, притопывая ножкой в такт барабанам.

— Практически да, ваша светлость! Вам нравится? — я поймал ее руку.

— Очень! Я для тебя как княгиня? — она повернулась ко мне с довольной улыбкой.

— А разве ты не княгиня? — повернулся к зеркалу, увлекая ее за собой.

Глава 11

Жуткие постельные откровения

Глядя на собственное отражение, Ольга Васильевна стиснула до боли мою руку.

— Чертов Серж! — она изо всех сил зажмурила глаза и снова их распахнула. — Что случилось⁈

Может быть таким образом Славина пыталась отогнать свой настоящий облик, принимая его в этот миг за видение.

— Ничего особенного не случилось, — я нажал кнопку на пульте, делая звук еще тише. — Просто при переходе в этот мир магия перевоплощения в Латею снялась, и ты стала сама собой.

— То есть, я давно такая? С тех пор как мы пили это… кофе? — зеленые глаза сверкнули точно у пантеры.

— Еще раньше ваша светлость. С самого первого мгновения твоего сытейшего появления в моем доме, — забавляясь пояснил я.

— Вот как! И все это время ты потешался надо мной⁈ — отпустив руку, она вцепилась в мою майку, готовая разорвать ее. — Я тебя задушу как котенка!

— Я тебя трахну, сучка! Много раз! — я схватил княгиню и впился в ее губки. — А маленьких, беззащитных котят душить нехорошо! — заметил я, отрываясь от ее светлости.

— Я тебе отрежу яйца! — сообщала она, но это уже звучало вовсе беззлобно.

— Но тогда мы не сможем трахаться. Понимаешь? — я встряхнул ее. — Ты объяснишь мне зачем разыграла спектакль с моим заключением?

— А ты объяснишь, зачем хотел попасть в мою спальню? — майка затрещала в ее цепких пальцах.

— Конечно же, да. Скажу все, как есть, — пообещал я, легко подхватил ее на руки. — И это будет взаимно, правда?

— Да, — наконец согласилась она, и прижавшись ко мне, засмеялась. — Да, Серж. Мне хотелось поиграть тобой. Хотелось, чтобы ты сдался и рассказал, зачем так срочно потребовалась моя спальня. А еще… ты мне нравишься. Правда. Очень нравишься. Иначе бы тобой занималась не я, а Волибор.

— Поэтому в первый же вечер, тогда на приеме, ты поручила своему Волибору последить за мной, — тут мне вспомнилась, как она, будучи в облике Латеи раз проболталась, назвав главу Светлейшего Надзора «своим Волибором».

— Это его работа. В том числе он должен следить за интересными мне людьми. Хотела понять, кто ты такой, — она крепче обвила рукой мою шею. — Его люди немного приглядели за тобой, выяснили, где ты бываешь, и потом появилась Латея.

— А потом Латею сменила ты. Как же прелестно! Ты меня била кнутом и едва не оторвала член — все ради забавы! — я понес ее в спальню.

— Княжеской забавы, — уточнила она. — Все должно быть по-настоящему, иначе игра становится скучной. Разве тебе не понравилось? Немножко боли, это не так уж плохо. Наверное, ты этого еще не понимаешь. Но твоему телу понравилось. У тебя даже член встал.

— Он встал на твой ротик. И ты, сучка, сделала ему больно! Требую компенсации! — я бросил ее на кровать, решительно стянул с себя джинсы вмесите с трусами.

— Я — княгиня! — произнесла Ольга, отползая в подушки.

— Неужели? — рассмеялся я, забравшись на кровать. — Детка, ты сделала ему больно. Да, это была игр. Давай продолжим ее. Теперь княгиня должна пожалеть раненого воина. Он пострадал в неравном бою!

Славина с минуту смотрела на меня с улыбкой, потом наклонилась и лизнула член.

— Так? — она подняла взгляд ко мне.

— Божественно! И ты сама божественна! — признал я, глядя в манящие, светло-зеленые глаза, в которых вдруг оказалось так много похоти.

Ее острый язычок со все большим желанием ласкал затвердевший отросток. Медленно, тянуще проходил по вздувшимся венами. Потом она взяла в ротик головку, втянула в себя, присосавшись так, что я застонал.

— Ты делаешь это лучше, чем Латея. Только ей не говори, — я запустил пятерню в ее шелковистые волосы.

— Сволочь! Латея тебе этого не простит! — произнесла она, отпустив мой член. — Порви на мне платье! Давай! Все равно ему конец.

— Как скажешь, — я схватился за область декольте и с силой дернул, раздирая с треском ткань и выпуская наружу ее тугие груди.

Перевернул княгиню ничком и дорвал одежду, отбрасывая куски ткани на пол.

— Трусики тоже к черту! — произнес я, сдирая их.

Затем бесцеремонно вонзил два пальца в ее мокрое лоно. Княгиня протяжно застонала, не от боли, скорее от кайфа, задвигала бедрами, страстно насаживаясь на мои пальчики.

— Нравится, сучка? — я шевельнул пальцами, дразня ее пещерку.

Тело ее светлости казалось еще более чувственным и страстным, чем Латеи. Да в поведении их двоих, в их повадках было много