Он попытался подключиться к локальной сети каюты.

Трижды.

Четырежды.

И две подгруженных программы, использование которых гражданскими лицами было абсолютно незаконным, но следовало признать, весьма эффективным. Раньше. А сейчас… сейчас Кахрай был вынужден признать полную свою несостоятельность.

Что бы ни поставила девица, ее программы оказались куда серьезней, чем вся защита этого гребаного лайнера. Писательница… мать ее… любовных, чтоб их, романов…

Кахрай сполз с кровати и встал на четвереньки.

Отпускало. Медленно, с трудом, но отпускало. А значит… значит, он наведается в гости лично. По губам расползлась кривая улыбка.

Наведается, а там…

Не появилось еще на свет девицы, которая помешает Кахраю исполнить свой долг.

Ожил зуммер на запястье, показывая, что клиент соизволил проснуться. Начался новый чудесный день.

Данияр Седьмой выбрался из каюты, слишком тесной и убогой, чтобы оставаться в ней надолго. Нет, новая знакомая была хороша и сполна оценила свою удачу. Она старалась угодить мужчине, что не было оставлено без внимания.

Данияр умел быть щедрым.

И оставил в благодарность браслет с четырьмя топазами, из тех, что взял с собой именно для подарков знакомым. Правда, под конец вечера, когда дело, собственно, дошло до постели, стало невыносимо скучно, будто он вновь вернулся домой, разве что исчезли поющие камни, трава, фонтаны и райские птицы, оставив тесноватую постель с матрасом заданной жесткости и стены из поддельного дерева.

Нет, девица была вполне настоящей.

И милой.

Но все-таки… все-таки хотелось иного. Об этом он думал, когда покидал каюту. А потом в него врезались. И едва не опрокинули на пол, благо, сработали вбитые намертво рефлексы. У Данияра вышло повернуться и перехватить нападающего, прижать его к стене.

— И-извините, — сказал до боли знакомый голос.

И руки разжались.

— Это вы меня извините, — Данияр отвесил поклон рыжеволосой девушке, которая выглядела донельзя смущенной. Вот только запястья потирает, а ведь схватил он с немалой силой. — Я задумался…

— Я тоже…

Она спрятала руки за спину.

— И получается, что на вас напала…

— Это мне льстит, — наверное, следует ей тоже что-то подарить, потому как неудобно вышло. Прежде Данияр никогда не причинял вреда женщинам. А тут вот… — Когда еще на меня нападет столь прелестная особа…

Щеки Шарлотты порозовели.

— Позволите? — Данияр протянул руку и после секундного колебания ее коснулась узкая ладошка. — Я не слишком сильно схватил? Возможно, стоит проводить вас в медпункт?

— Пустяки.

На белоснежной коже проступили пятна будущих гематом. И это категорически не понравилось Данияру.

— Вы ведь не специально, — Шарлотта убрала руку за спину. — Мой тренер порой и куда резче действует. Однажды так переехал клинком по… спине, что я неделю завтракала стоя. Обедала и ужинала тоже, да…

— Это жестоко!

— Ничуть, — она улыбнулась. — Тот удар я могла отразить, но зазевалась. А что до жестокости, то если хочешь чему-то научиться, надо учиться, как следует…

— Мои наставники придерживались таких же взглядов, — Данияр искренне улыбнулся.

О да, помнится, славный Шихкар, лучший мечник всей Диктатуры, бывал весьма безжалостен, и после занятий с ним порой хотелось просто лечь и умереть.

Пусть боги примут его душу…

А следом пришла печальная мысль, что наставник не одобрил бы… и не просто не одобрил бы, он бы в ярость пришел, а затем взял бы клинок и заставил Данияра вспомнить, кто он есть на самом деле.

— А чему вас учили?

— Всему понемногу, — Данияр понял, что идет рядом с новой своей знакомой, совершенно не понимая, куда и зачем. — Работе с короткими клинками.

Она кивнула.

— И со средними… сабли, само собой… родовое оружие…

— Может… — конопатый носик сморщился. — Вы покажете? А то я давно как-то… вот… уже неделю почти в зал не заглядывала. Тренер огорчится. А мне бы не хотелось его огорчать. Чревато…

И потерла тонкую руку с синяком.

— Буду рад, — неожиданно для себя ответил Данияр. — Когда?

— Сейчас? — янтарные глаза блеснули. — К чему откладывать?

— Но… я не одет…

— Думаю, здесь найдется форма.

Форма и вправду имелась, правда, одноразовая и, что гораздо хуже, сделанная из ткани столь тонкой, что Шарлотта сомневалась, способна ли та выдержать нормальный спарринг. Зато зал порадовал и размерами, и базой — более трех тысяч образцов с возможностью создания моментальной реплики. И неплохого качества.

Она выбрала привычную женскую саблю с Эррдана. Свежеотпечатанная, та пахла пластиком, а рукоять была чересчур уж скользкой, но проблема решилась, стоило обмотать ее широкой лентой. Данияр же взял парные клинки.

А он изменился.

Выбрался из многослойных своих одеяний, облачился в стандартный комбез, который лишь подчеркнул уютную мягкость фигуры. И брюшко наметившееся обрисовал. Впрочем, Лотта не обманывалась: клинки ее новый знакомый держал вполне уверенно. Да и двигался с необычайной легкостью. Вот остановился в центре круга, тронул запястье, активируя личную защиту.

И поднял клинки.

А Лотта подумала, что это тоже могло бы стать сюжетом. Она — гордая фехтовальщица, вынужденная бросить карьеру и теперь живущая за счет частных уроков, а он — потомственный аристократ, для которого все, кто стоит ниже, не люди… и внезапно вспыхнувшая страсть.

Звон клинков.

Сближенье тел.

Сближенье случилось слишком уж стремительно, и острие сабли скользнуло по костюму, оставив за собой алый след.

Проклятье.

Этак он решит, что Шарлотта кокетничает… ну уж нет. И следующий удар она отразила, пусть не так легко, но все же… загудело поле, отрезая бой от остального зала…

— …ты посмотри, — Кахрай нависал над головой. — Нет, посмотри, как двигается…

Кто?

Тойтек вообще мало что понимал. Он искренне полагал глупостью парные бои, да и все это ненормальное повальное увлечение оружием, которое в условиях современного мира давно потеряло свою функциональность. Какой смысл в сабле, когда ответом на удар станет плазменная вспышка?

Но тут…

В этом поединке и вправду было что-то донельзя притягательное. Эти двое сходились. И расходились в безумном танце, слишком быстром, чтобы глаз человеческий способен был уловить детали. Камеры выхватывали то клинки, то лица. Нахмуренное — мужчины, явно не ожидавшего, что рыженькая девушка даст отпор. И сосредоточенное — самой девушки.