— Я не знаю.

— А почему решили, что Йоргенсен был так плох?

— Вы когда-нибудь общались с тяжелобольными людьми? Нет?

Мое поведение было неоправданно жестким, но совершенно ясно, что Шимаде нужен хороший шлепок по заднице.

Взяв карандаш, она принялась делать записи. Затем, восстанавливая свой имидж, Салли сказала:

— Знаете, мы работаем не с каждым из приходящих сюда свидетелей. Скажите, каков ваш интерес в этом деле?

— Это не для записи. Я хочу разобраться в намерениях «Оставшихся», чтобы мой племянник каким-либо образом не оказался у них в руках.

Кивнув, Шимада приняла мои объяснения.

— Видите ли, Салли, здесь дело куда сложнее, чем кажется на первый взгляд. Чету Вайомингов действительно потрясло известие о смерти Йоргенсена.

Карандаш журналистки замер.

— Откуда вы знаете?

Я встала.

— Проверьте факты, которые я сообщила. Если они достойны изучения, позвоните. Телефон есть в справочнике.

Я проследовала на выход, уверенная, что еще услышу Салли Шимаду.

В тот же вечер мы с Джесси решили поесть мексиканской толченой кукурузы с красным перцем и взяли Люка с собой на Плайя-Азул, а затем угостили ребенка мороженым в Пасео-Нуэво. Мальчик охотно делился школьными новостями. Я с болью думала о том, что скоро придется со всем этим попрощаться: с его рассказами о классе, с записками от учителя, которые он прятал на самом дне рюкзака, и с двадцатью другими шестилетками, имена которых я так и не успела выучить. Джесси слушал наши разговоры, но, казалось, его занимали другие мысли. Люк вприпрыжку шел впереди, роняя на асфальт разноцветные кляксы фруктового мороженого. Только оказавшись на Стейт-стрит, я решила спросить Джесси, что его беспокоит.

Джесси пожал плечами:

— Работа и кариес. И задолбала бездуховность нации.

— А пастор Пит?

— Тоже красавец. Мистер Добродетель-и-Чистота, защитник своего неподражаемого ансамбля. Такие гнали других в Бухенвальд.

— Извини, что тебе пришлось поехать со мной.

— Думаю, твоя виновность еще не доказана — так, эпизод. Но ты слишком торопишься убиться головой о стену.

Я хлопнула Джесси по руке, и он сказал:

— Могло случиться хуже, если бы пастор Пит решил меня исцелить.

Положив руку Джесси на плечо, я заставила его замолчать. Джесси не был злым, однако то, с чем он боролся при помощи медикаментов, время от времени прорывалось в поведении. Я подумала, что сюжет с пастором Питом мог оказаться каплей, переполнившей сосуд его терпения. По тротуару рядом с нами шли люди. Из окон ближайшего кафе падал золотой свет, слышались латиноамериканские ритмы, навязчивые и замысловатые. Взяв лицо Джесси в свои ладони, я поцеловала его губы.

— Уже лучше, — сказал Джесси. — Обо мне не беспокойся. Подумай о другой вине. Например, о своем вкладе в озоновую дыру.

Когда мы добрались до дома, Джесси помог Люку собрать рюкзак к школе. Он задавал мальчику наводящие вопросы:

— Так, это все? Домашняя работа?

— Ага.

— Ленч?

— Ага.

— Пирожное для собаки?

— В школе нет собаки.

— Ладно. Пирожное для учителя?

Люк смеялся и пихал Джесси в грудь. Вдруг глаза мальчика оживились.

— Погоди, я должен показать одно изобретение.

Люк скрылся в своей комнате, и тут я поняла, насколько устал Джесси. Он сказал как бы в шутку:

— Теперь понимаю, как чертовски хорошо устроился Брайан.

В этот момент зазвонил телефон. Салли Шимада.

— Соглашусь услышать остальную часть вашего рассказа.

Я воспрянула духом.

— Так вы знаете, что случилось с доктором Йоргенсеном?

— Нет, но я обнаружила, что этого никто не знает. Ждут результатов вскрытия. Коронер до сих пор не установил причину смерти.

— В вашей статье утверждалось, что Йоргенсен умер от обширных травм головы.

— Наверное, я использовала самые предварительные данные, — легко, словно играючи, призналась Салли. — По всей вероятности, у патологоанатома другое мнение. Он умер не от ран, а от чего-то еще. От чего-то загадочного.

Она будто пересказывала диснеевский мультфильм про девочку и ее щенка, вместе решавших загадку из «Ущелья привидений».

— Хотите услышать, что «Оставшиеся» сказали насчет ваших свидетельств?

— Яд аспидов на губах ее.

— Правильно! А я — пишущая сука, дающая ложь тем, кому не светит спасение. Думаю вынести это в заголовок.

Кажется, Салли начинала внушать симпатию. Вдруг она сказала:

— Кстати, одна маленькая птичка шепнула, что вы знакомы с Джесси Блэкберном. И наверняка сможете заставить его прокомментировать сегодняшнюю историю в суде.

— Какую историю?

Я не удосужилась прочитать газету, за исключением заметки про Йоргенсена. Открыв страницу с местными новостями, я нашла то, что искала, в самом верху. «Дело о хорьках: защита говорит о „тайных намерениях“».

— Салли, я перезвоню позже.

Положив трубку, я вопросительно посмотрела на Джесси. Сардоническая ухмылка и усталый взгляд.

«Поверенный, защищающий в суде интересы женщины, потерявшей руку из-за укусов, полученных от хорьков в магазине „Беовульф букс“, заявил вчера, что адвокат ответчика Джесси Блэкберн ведет „двойную игру“ в отношении его клиентки. Скип Хинкель утверждает, что Блэкберн вынудил Присциллу Гол к признательным показаниям, поскольку он имеет „тайные намерения“ и должен содействовать разведению хорьков».

— Что за черт? — вырвалось у меня. — Хинкель настаивает: «Не стану утверждать, будто есть хорьковое лобби и что оно платит адвокату ответчика, но вполне могу представить, что есть причина, по которой именно Блэкберн в отличие от других способен проявить такую жестокость в отношении женщины, лишившейся руки».

— Ну и шут!

Я отбросила газету в сторону, подумав: в сравнении со мной Хинкель куда более въедлив, раз нашел целых три варианта для продвижения интересов своей клиентки. Хищники, истерика, а теперь клевета.

— Судья Родригес на его стороне. Она должна прикрывать Хинкелю зад до самого вторника.

Джесси потер глаза.

— Точно. До вторника. Я подготовлю запрос на перенос слушаний.

Из своей комнаты прибежал Люк, притащивший высоченную конструкцию из деталей «Лего», скрепленных веревочками и липкой лентой.

— Смотри, как круто. Это трансформер.

Джесси протянул руки к конструкции.