Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Чёрт бы побрал этих бабушек!.. И они хором обещают проблемы от чёрных нерусей?
– Мама говорит, мол, нельзя масть, кровь портить…
– Чем? – не понял юноша.
– Чужими генами. Меня проклянут, если я приведу в дом чужака… Ну, то есть замуж выйду…
Брови Сэро изумлённо подскочили вверх.
– Так ты ж ещё никого не привела!
– Ну и что?!.. А вдруг приведу?!
– Ёпрст!!!.. Галиматья отборная!
– И потом чужак, сто пудов, будет плохо обращаться и бросит с ребёнком. Они, мол, признают только своих женщин, а чужими пользуются, как рабами… Спутаюсь – стану рабой. Он использует, принесу в подоле, а домой мама не пустит, потому что я её опозорила…
От вины и стыда Любу несло; простодушная девочка выбалтывала по глупости то, что умный, сообразительный человек в любом бы случае нашёл, как укрыть от слуха Сэро.
Ибрагимов, не веря своим ушам, слушал тихоню. Когда ровесница замолчала и додумалась, наконец, посмотреть на него, повеса громко расхохотался. Насмеявшись вволю, Сэро ядовито прищурился. «Да-а, Имир был прав, когда сказал на станции, что я ещё не понял, с кем дело имею!»
– В твоём рассказе, дорогуша, смешалось в кучу всё: рабы, матери-одиночки, плохое обращение с людьми, куча страхов и стрёмные ожидания! Можно триллер снимать. Так и назовём: «Коварный нацмен-рабовладелец и несчастная русская баба». Кто ж её спасёт, горемычную страдалицу-то?!.. Ладно, проехали!.. И часто такое слушаешь?
– С детства, – тихо прошептала школьница, сообразив, что разболтала лишнее. – Сэро, извини ради Бога! Неприятно это слушать! Но ты очень хороший человек, знай! Имир мне тоже нравится! Прости… Зачем вообще я всё рассказала?!
– Потому что я задавал вопросы. Не заморачивайся! – отмахнулся он. – Вернёмся к нашим отношениям. Получается, ты боишься, что мама узнает о нашей дружбе и как следует отлупит? А отлупит, потому что решит, что ты со мной встречаешься и спишь? И вот-вот забеременеешь?
Поспелова стушевалась и покраснела. Сэро, специально озвучивший страхи, которые девушка сама по глупости разболтала, от души наслаждался её стыдом. Решив предупредить попытки выкрутиться из щекотливой ситуации, Ибрагимов сознательно добил сверстницу.
– Ты, Люба, и твоя мама зря переживаете по поводу меня. Ты не в моём вкусе совершенно. У тебя нет шансов.
Тихоня, оторопев, смотрела не него потерянными щенячьими глазами.
– Не следишь за собой, не красишься, старомодно одеваешься. Ну что это на тебе?!.. Все девочки как девочки: джинсы, мини-юбочки, макияж, укладка, каблучки, маникюр, кофточки модные! А ты ходишь в чёрной некрасивой шерстяной юбке ниже колен, закрытом уродливом вязаном свитере и ботинках, которые наверняка твоя бабушка в лучшие годы своей молодости носила… Выглядишь как старая дева. В школе с тобой никто не общается, друзей нет, парни внимание не обращают. Идёшь по коридору, на людей не смотришь, дышать боишься! А мне нравятся цыпы красивые и ухоженные, бедовые, уверенные в себе и быстрые на подъём. Которые знают, чего хотят от жизни, от парней, и будут с удовольствием трахаться до свадьбы, потому что имеют своё мнение. И своих мамань такие красотки расстроить не боятся! Не люблю пугливых куриц, за которыми надо до японской Пасхи волочиться, чтобы разрешение на поцелуй в щёку получить. И библиотечных мышей тоже не люблю. Неинтересно. Не переживай, подруга! Тебе не светят ни отношения со мной, ни уж тем более что-то большее. Даже не рассчитывай, поняла? И Григорьевну успокой. Я за тобой ухаживать не стану. Приставать к тебе – тем более оскорбление моего мужского вкуса. Так что можешь не скрываться и спокойно общаться со мной и Имиром. Я и ты – хорошие знакомые, всё. На остальное лично тебе не стоит даже надеяться! И бояться меня, как понимаешь, смысла нет.
Юноша покрутил головой по сторонам и посмотрел на наручные часы. Подростки стояли на обочине с добрый час.
Люба молчала, чувствуя себя разбитой на мелкие осколки. Не в силах пошевелиться, девочка смотрела на землю под ногами. Слёз не было. Было лишь ощущение, будто душа и сердце замёрзли и навряд ли оттают. Словно до пацанского монолога она была в пьяном тумане, а слова Сэро, как ледяной душ, заставили мгновенно протрезветь.
Ибрагимов холодно и зло смотрел на Поспелову. Девушка – на него, спокойно, даже отрешённо, восприняв услышанное как необратимую реальность.
– Пойдём домой. А то заговорились, стоя на одном месте! – нарушил первым молчание Сэро.
– Пойдём. И вправду заговорились, – равнодушно согласилась Люба.
***
Вдоль берега реки подростки долго шли молча. Сэро искоса поглядывал на девочку. На лице её – ни кровинки, ни тени эмоций.
На берегу, у самой воды, то там то здесь дымили костры. Жители жгли сухую траву и мусор. Школьница остановилась, наклонилась и подняла старое фото с обгорелым уголком – видимо, вынесло ветром из пламени. С пожелтевшего изображения на Любу смотрела женщина лет сорока с грустным суровым лицом, в белой, под горло, блузе, вокруг головы обмотана толстая коса.
Сэро тоже остановился и с любопытством начал глазеть на спутницу.
– Ты чего?
– Фотография под ногами валяется. Нехорошо.
– Выкинь её.
Поспелова серьёзно посмотрела на парня, потом направилась к костру. Присела на корточки и аккуратно положила снимок в огонь. Пламя поедало память о грустной женщине с суровым лицом.
Повеса в ожидании маячил на тротуаре, но спутница будто забылась. Тихоня искренне желала, чтобы мальчик молча ушёл сам и никогда её впредь не тревожил. А она уж точно постарается о нём больше не вспоминать.
Ибрагимов, задолбавшись ждать с моря погоды, незаметно подошёл к костру и встал за спиной Любы. В костре горело много фотографий – наверно, кто-то решил избавиться от старого семейного альбома.
– Решила погреться? – ехидно заметил брюнет.
– Хочу удостовериться, что все фотки сгорят и ничьи лица не будут затоптаны под грязными ботинками и сапогами. Не жди меня, иди домой!
– Зачем тебе заботиться о чужих фотках? Пусть следит тот, кто их в костёр бросил, – заметил юноша, пропустив мимо ушей просьбу удалиться.
– Лица людей не должны валяться под ногами! Это кощунство. Грешно наступать на чужие фотки! Будто топчешься по живому человеку.
– А-а-а, понятно! Часто молишься, в церковь ходишь?
– Не молюсь и не хожу.
– Странно! Говоришь как глубоко верующая. И выглядишь так же! Такие обычно часами молятся, из церкви днями не выкисают, батюшке руки целуют.
– Что в этом плохого? – нахмурилась десятиклассница.
– В рай тебя всё равно не возьмут, – лениво зевнул собеседник. – Ты веришь в чертей и страшилки читаешь!
– Пусть не берут. Не хочу ни в рай ни в ад!
– А куда на самом деле хочешь? – хитро