Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Реби в свои тридцать пять лет по-прежнему оставалась красавицей. Три дня тренировок в неделю, контролируемое питание и ежедневный уход позволяли ей сохранять юность прекрасного тела.
Я продолжал прятаться под простынями. Она сняла туфли, надела пижаму, села на кровать, проверила будильник и легла рядом со мной, отвернувшись в противоположную сторону. Другого поцелуя не последовало.
Между нами было меньше полуметра, а мне казалось, что она так далеко. Еще несколько минут я надеялся прикоснуться к ее телу, чтобы она повернулась, чтобы ее губы приблизились к моим, чтобы ее грудь соприкоснулась с моей, чтобы связать нас воедино… Но этого так и не произошло… Пару минут я пребывал в своем возбужденном состоянии, но реальность безжалостно покончила с ним.
Как могли мы так долго обходиться без этого? Может, есть кто-то еще, кто заставляет ее чувствовать себя счастливой? Когда остановилась эта карусель страсти? Почему я не взял инициативу в свои руки? А если бы она отказала мне? Или начала бы выдумывать оправдания?
Именно в те дни мысль о ком-то третьем превратилась в навязчивую идею. Любая задержка, любой звонок на мобильный телефон, любое выражение счастья на лице тут же заставляли меня тонуть в океане неверности, ее неверности.
«Люблю ли я ее?» – спрашивал я себя. Да.
И продолжаю любить до сих пор.
Четверг, 21 марта 2002
Четверг, шесть утра. Я проснулся раньше будильника.
Мое возбуждение возобновилось ровно на том месте, где накануне я расстался с ним, хотя теперь, конечно, уже по другой причине. Реби по-прежнему спала, укрывшись простыней с головой. Медленно, еще в полудреме, я провел рукой по брюкам ее пижамы. Осторожно, немного нервничая, развязал завязки, которые служили ремнем. Просунул руку между брюками и ее кожей, пальцами дотрагиваясь до ее прекрасных ягодиц. Затем стал гладить их уже ладонью, с силой, с жадностью и возбуждением сжимая их, слегка вонзая ногти в кожу. Я придвинулся к ней ближе, все еще поглаживая бедра, пока не заметил, что мой член уперся в ее тело. Я начал тереться им об нее. Сначала медленно, потом все сильнее и сильнее, чувствуя, как закипает кровь. Я обхватил ее руками и крепко обнял. И так, упершись своим животом в ее поясницу, дошел до полной эрекции.
Реби, наполовину проснувшись, начала двигаться мне в такт.
Не оборачиваясь, она протянула руку и крепко вцепилась в мой член. Вытащив его из брюк пижамы, начала с силой массировать. Я не знал тогда – до сих пор не знаю – было это продиктовано желанием или потребностью.
Я сбросил брюки, стянул их ногами, пинаясь изо всех сил и нервничая, как подросток, оголив нижнюю часть моего давно заброшенного тела.
Несмотря на все мои странные телодвижения, она все еще держалась за меня рукой, как будто одного этого простого прикосновения было достаточно, чтобы возбуждение никуда не исчезло. А затем повернулась ко мне лицом.
На расстоянии нескольких сантиметров несколько секунд мы смотрели друг на друга в темноте, будто заново открывая себя. Она приоткрыла рот, нежный, влажный, и в теплоте ее дыхания я услышал слова: «Что случилось, любимый?»
Любимый. Сколько воспоминаний. Любовь – это то, что было у нас обоих, и то, что мы оба потеряли. Любовь сейчас. Любовь между привязанностью и страстью. Слово, случайно вырвавшееся в темноте, произнесенное почти шепотом влажными губами.
Это не было любовью. Я знал, и мне было все равно. Это была не любовь, а всего лишь секс. Даже не секс, просто потребность.
– То, что я люблю тебя, – прошептал я, видя как ее губы приближаются к моим.
Мы поцеловались.
От моего уха до моих губ язык оставил теплый влажный след, который настойчиво спускался ниже, пока ее голова не скрылась под простынями.
Я ощутил ее дыхание на своем животе. Почувствовал теплую слюну, прикосновения языка, скользящего по каждому дюйму моего забытого тела, и сдался на милость ее рук и прикосновений.
Спустя несколько минут я осторожно оттолкнул ее, чтобы обнажить ее ноги. Мы полностью разделись. Я сел на кровати, мы посмотрели друг на друга, и она раскрылась навстречу мне, впустила меня в свое тело. Я жадно навалился на нее сверху. И в то же мгновение, когда мы снова стали единым целым, когда ее губы поглотили меня окончательно, зазвонил будильник.
– Выключи, выключи его! – хрипло прошептала она. Мы отпряли друг от друга, и я одним махом отключил его.
Мы снова стали единым целым.
Мы двигались, как два незнакомца, которые только-только познают друг друга. Мы сплелись воедино, как два влюбленных. Мы держались друг за друга. Мы забыли о мире вокруг.
– Нам пора вставать? – прошептала она мне на ухо, пока мы танцевали в темноте.
– Нет, – соврал я. Маленькая ложь, чтобы можно было не останавливаться, чтобы можно было и дальше разворачивать этот подарок, случайно подаренный мне в момент одиночества.
И мы были вместе – и это был последний раз, когда мы делали это – на острове счастья целых пять минут. Как раньше, как будто мы забыли, как это бывает, как будто мы забыли, что такое бывает вообще. За эти пять минут мы слишком злоупотребили признаниями: «Я люблю тебя». Настолько, что они потеряли свою ценность. «Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя…» В какой-то момент мы стали произносить это, даже не задумываясь.
И, как это всегда бывает на острове, – а то был именно остров, вынесенный за пределы нашей жизни, – рано или поздно, и скорее рано, чем поздно, наступает миг, когда вы упираетесь в воду.
Холодная морская гладь реальности напомнила нам о себе, об окружающем нас мире, который был не способен даже в такое утро позабыть о нас: дверь в комнату открылась, тут же закрыв перед нами все остальное.
В наш остров со всей силы врезался корабль.
Под флагами «Я хочу играть» и «Я уже проснулся» появился Карлито со своей маленькой плюшевой игрушкой в руках. Мы предстали перед ним голые, сплетенные воедино, мокрые, возбужденные. Мы резко отпрыгнули друг от друга, не подозревая, что это было нашей окончательной разлукой. Не договариваясь ни о чем, не раздумывая, мы снова стали двумя отдельными мирами. Всего пять минут вместе, в последний раз.
Пока Карлито шел через комнату к нашей кровати, а Реби судорожно пыталась отыскать свою одежду, я
