В галерею прошествовала парочка разнополых копов – с такой неспешностью, словно впереди их ждала целая вечность. Кэрол заперла за ними дверь. Парочка бесстрастно оглядывала зал. Я рассматривала их с интересом, поскольку никогда прежде не видела американских полицейских в штатском. Подобно губке я впитывала в себя детали, чтобы поведать о них Хокинсу, своему приятелю из Скотланд-Ярда.

Эти двое, по-видимому, точно знали, до какого предела можно позволить себе штатский вид. Примерно так же школьники расстегивают рубашки или подбирают юбки – ровно настолько, чтобы с миной оскорбленной невинности уверять, будто их вид в точности соответствует правилам. Оба высокие, массивные; волосы полицейской дамы собраны на затылке узлом, открывая квадратное лицо, каждый угол которого можно запросто измерить транспортиром.

Поношенная одежда и кряжистые, слегка расплывшиеся фигуры впечатляли больше, чем если бы фараоны излучали неудержимую энергию. Их глаза оглядывали галерею со скрупулезностью полицейской камеры. Наконец женщина проговорила бесцветным голосом:

– Здравствуйте. Я детектив Тербер, а это детектив Фрэнк. Вы, наверное, мисс Бергман?

– Совершенно верно. – Кэрол глубоко вздохнула. – Пожалуй, я представлю вам остальных.

– Прошу вас.

Немногословная женщина почему-то производит более сильное впечатление, чем малоразговорчивый мужчина. Кэрол неожиданно занервничала.

– Это Барбара Билдер. Художница, выставку которой мы сейчас проводим. Ее муж, Джон Толбой. Лоренс Дебрэ, один из наших сотрудников. А это Сэм Джонс, она принимает участие в следующей групповой выставке.

– Приятно познакомиться, – сказал детектив Фрэнк, неопределенно мотнув головой в нашу сторону. Глаза его остановились на Барбаре, и он неожиданно оживился. – Должен сказать, мэм, выставка у вас тут что надо. Обычно я не охотник до современных картинок, но это сильно. Выразительно так, что за душу хватает. Наверное, называете эту манеру деконструктивизмом, а? Сначала пишете картины, а потом сами же их портите, да?

Барбара смотрела на него, не в силах вымолвить ни слова. Молчание снова нарушил Фрэнк.

– Поздравляю, мэм! Никогда не видел ничего подобного. Своего рода искусство и критика в одном флаконе, да? Говорят, что все труднее и труднее создать что-нибудь оригинальное, но вам это удалось, мисс Билдер. Я поражен.

Вновь повисла тишина. Детективы выглядели озадаченными – с их точки зрения, Фрэнк произнес неплохую вступительную речь. Ясно, что полицейская парочка гадала, с какой стати мы столь реалистично изображаем жену Лота: соли, правда, не хватало, но столпы из нас получились превосходные. Наконец Лоренс, нервничая, как подросток, едва достигший половой зрелости, дрожащим голосом проговорил:

– Выставку изуродовали. Это вовсе не задумка художника. Красная краска – это граффити, оставленные вандалом. Он испортил все картины. Именно поэтому вы здесь, да? Мы же вас вызвали.

Лицо Тербер осталось невозмутимым, у Фрэнка чуть шевельнулись монументальные брови. Выходит, правда, что нью-йоркских копов ничем не проймешь. Допусти я такую оплошность, то с криками стыда и раскаяния унеслась бы прочь, а этим хоть бы хны.

– Понятно, – сказал Фрэнк, с похвальной легкостью переварив информацию.

Интересно, станет ли он, оказавшись в машине, биться головой о руль, повторяя «Черт! Черт!», или для него подобные ляпсусы в порядке вещей?

– Очень любопытно, – продолжал он. – Но нам о вашем вызове ничего не известно, так ведь? – Он посмотрел на коллегу Тербер, чтобы на всякий пожарный заручиться подтверждением. Та медленно качнула квадратной головой. – В таком случае мне следует задать вам несколько вопросов, мисс Билдер.

Он кивнул на ближайшую надпись – «шлюха». Это душевное слово повторялось с обескураживающей частотой.

– Кто, по-вашему, мог вас настолько не любить? Возможно, мне следует поставить вопрос иначе – есть ли такой человек, который не любит вас и очень, очень сильно не любил Кейт Джейкобсон?

Он оглядел недоуменные лица.

– Мы здесь именно поэтому. Мы из отдела убийств Южного Манхэттена. Расследуем убийство Кейт Джейкобсон.

Воцарилась звенящая тишина. Затем Кэрол сердито сказала:

– Не говорите ерунды!

– Нам сообщили, что Кейт Джейкобсон здесь работала, – заговорила детектив Тербер тусклым безжизненным голосом, словно читала прогноз погоды для моряков. – Прошлой ночью ее убили. Тело обнаружили сегодня утром в Центральном парке.

Она наблюдала, какое впечатление произвела на нас эта новость, но глаза ее, шарившие по нашим лицам, оставались все такими же непроницаемо-равнодушными.

– Ее задушили. Точнее, – поправилась она, – удавили. На Земляничной Поляне.

Спустя полчаса я вышагивала по бетонному полу первого этажа галереи. Туда-сюда, вперед-назад. Словно преступник, томящийся в роскошной камере. В рот я запихала кулак (сколько поместилось) и остервенело кусала костяшки. Если бы Лоренс предложил мне антидепрессант, я, несмотря на свои недавние насмешки, ухватилась бы за всю упаковку обеими руками. Но поскольку никаких лекарств под рукой не было, пришлось терзать собственную плоть – неплохой способ успокоиться. По крайней мере, как говорят сторонники нью-эйдж, он позволяет мгновенно сосредоточиться.

Такого потрясения я еще не испытывала. Но что тут удивительного. Во-первых, разница во времени, от которой я еще не успела отойти; во-вторых, чужая страна; в-третьих, рухнувшие надежды на прорыв в моей художественной карьере. Ничего странного, что я сбита с толку. Добавьте к этому то, что я практически не знаю этих людей – все равно, что выпихнуть себя на сцену и заставить играть в незнакомом спектакле, где фарс то и дело переходит в трагедию и наоборот. Такое напряжение оказалось тяжким испытанием для моих в общем-то очень крепких нервов. Мне ничего оставалось – либо предаться самопоеданию, либо разразится пронзительным смехом безумицы, сбежавшей из ближайшего дурдома.

Кэрол с профессиональным гостеприимством попросила меня посидеть с Барбарой и Джоном в ее кабинете, пока нас не допросит полиция. Но я предпочла жевать кулак в одиночестве. И мне не улыбалась перспектива остаться наедине с Барбарой и Джоном. Вряд ли воспоминания о днях минувших доставят удовольствие, если Барбара станет метать в меня ненавидящие взгляды.

Детективы Тербер и Фрэнк оккупировали кабинет Стэнли и поочередно допрашивали всех, кто находился в галерее. Полицейские, вызванные по поводу вандализма, все-таки появились, но мадам Тербер тут же отправила их восвояси. Теперь этим делом занимался отдел убийств.

Сейчас детективы беседовали с Кэрол, естественно, пригласив ее первой. Остальные разбрелись по кабинетам в разной степени потрясения. Лоренс очень тяжело перенес известие о смерти Кейт. Мне показалось, что он грохнется в обморок. Будь я получше с ним знакома, непременно отхлестала бы по щекам. А так пришлось волочить Лоренса в кабинет и надеяться, что он возьмет себя в руки, когда Тербер и Фрэнк его вызовут. Лоренс дрожал, как деревце на ветру, и я сомневалась, что две таблетки валиума, которые он проглотил (вот тебе и уменьшение дозы), помогут прояснить рассудок.