–  Браво! – с набитым ртом «браво» Заварзина прозвучало как «бао», но Аристов понял. – А дальше?

–  А дальше следует, что секретные бумаги взяли до него, а его просто-напросто подставили. Сделали козлом отпущения, стрелочником, на которого можно все списать...

–  И спишут! – заверил его Заварзин.

Какое-то время они обедали молча, каждый поглощенный своей думой. Когда Пал Палыч хлопнул, крякнув, третью стопку очищенной и опустил в рот следом копченого снетка (Григорий Васильевич в это время обгладывал бараньи ребрышки, Аристов спросил:

–  Может, нам есть резон объединить усилия для поимки того или тех, кто на самом деле похитил документы?

–  Было бы очень здорово, – бодро ответил Заварзин. – А кто их похитил, как вы думаете? – остро посмотрел он на Аристова.

–  Надо полагать, здесь не обошлось без управляющего банком господина Заславского, – ответил Григорий Васильевич.

–  Я тоже так думаю, – согласился с ним Пал Палыч, приступая к жареным чиркам.

–  А как же быть с Родионовым? – задал вопрос начальник московского сыска.

–  А что с Родионовым? – не понял Заварзин.

–  Ну, если он получит на всю катушку? Ведь он не брал этих документов...

–  Вам что, его жалко?

–  Нет, но...

–  Он зато много чего другого брал, – резонно заметил Пал Палыч. – Этот Родионов, он ведь медвежатник?

–  Медвежатник, – согласился Григорий Васильевич.

–  Значит, пусть сидит... Как ему положено.

ПРИГОВОР СУДА

Вследствие обвинительного решения присяжных заседателей, мещанин Савелий Николаев Родионов, 33 лет, приговорен к лишению всех прав состояния и ссылке в каторжные работы сроком на 12 лет...

* * *

–  Сволочи! – Елизавета крикнула это прямо в лицо председательствующего судьи. – Двенадцать лет! Он что, кого-нибудь зарезал, убил?

–  Не наты. – Мамай, как мог, сдерживал Лизу, готовую броситься с кулаками на судью. – Усыпакойтес...

Когда жандарм с саблей наголо выводил Родионова из зала суда, их остановил Аристов.

–  Сожалею, – тихо произнес начальник сыска, глядя поверх головы Савелия.

–  Вы, чем сожалеть, лучше найдите тех, кто действительно украл эти документы. – Родионов казался спокойным, но внутри у него клокотала буря. Осудить за кражу документов, которых он и в глаза не видел. Ну, Кити...

–  Найдем, – заверил его Аристов. – Я... – он немного помолчал, – могу чем-нибудь помочь вам?

–  Пожалуй, можете, – не сразу ответил Родионов.

–  Чем же?

–  Я хочу, чтобы меня отправили на Сахалин.

–  Вы этого в самом деле хотите? – удивился Григорий Васильевич. – Или это такая шутка? Право, Савелий Николаевич, совершенно не к месту!

–  Я говорю серьезно, в ваших возможностях отправить меня в Александровский острог, – отвечал Родионов.

–  Позвольте тогда вас спросить, почему же не Вологда, Тверь, Шлиссельбург, наконец? – не мог покуда оправиться от удивления Аристов. – Вы что, мазохист?

–  Нет, не мазохист, – усмехнулся Савелий Николаевич. – Просто я никогда не бывал в Сибири. Хотелось бы полюбопытствовать. Говорят, природа там очень красивая. А потом хотелось бы познакомиться поближе с Сонькой Золотой Ручкой. Да и вообще, там ведь тоже люди живут. Русские люди...

–  Это ваше любопытство может вам выйти боком, – заметил Григорий Васильевич. – «Кругом вода, а в середине – беда». Так говорят про остров Сахалин. Это остров бесправия и отчаяния. Остров-тюрьма. Остров-могила. Там морозы за сорок градусов, цинга, болезни, и люди, прямо скажем, далеко не ангелы.

–  Я тоже не ангел, граф. И вам это известно, – отозвался на тираду Аристова Савелий Николаевич.

–  Известно, – повторил за Родионовым Григорий Васильевич.

–  Так помогите...

–  Дорога туда занимает два-три месяца...

–  А я не тороплюсь.

–  Оттуда нет выхода! Лишь единицы возвращаются на материк.

–  У меня будет возможность убедиться в этом.

Аристов готов был сдаться.

–  Одна дорога до Сахалина настоящий ад, а что тогда говорить о самой каторге! Вы даже представить себе не можете, насколько это тяжелое испытание – ехать морем. Каторжан содержат в трюме, там невыносимая жара. Не все переносят такую долгую дорогу через три моря и океан. Корабль идет через экваториальные широты, многие болеют и умирают. Часто бывает...

–  Перенесу, я молод, – заверил Аристова Савелий. – К тому же я давно мечтал совершить морской круиз. Черное море... Средиземное море... Индийский океан...

–  Иронизируете. Ну-ну...

–  Я говорю вполне серьезно.

–  Подумайте еще раз.

Родионов на мгновение задумался, а потом сказал:

–  Все, подумал.

–  И что?

–  Хочу на Сахалин.

–  Хорошо, – капитулировал перед просьбой Родионова Григорий Васильевич. – Будет вам Сахалин...

Она танцевала так, будто покровительствовал ей в этом сам многоликий Шива.

Руки ее выделывали одно движение за другим, не повторяясь, а грудь, живот и бедра... Они словно существовали отдельно от всего тела, и их магические движения приводили Гури в трепет.

Пять движений грудей, пять живота и пять волшебных раскачиваний бедер смуглой танцовщицы вызывали холодок в животе и дрожь в ногах, и естество Гури стало настойчиво требовать движения.

–  Подойди, – приказал Гури и неотрывным взглядом проследил за тем, как танцовщица грациозно обошла разбросанные на полу подушки и остановилась на расстоянии вытянутой ладони: чувствовался аромат ее духов, круживший голову. Бронзовые колокольчики на ее босых ногах издавали призывный звук: я иду к тебе, я приближаюсь, я – вот она...

–  Сними шальвары, – потребовал Гури.

На лице танцовщицы не отобразилось не только негодования, но даже намека на неудовольствие. Дравидка, она принадлежала к одной из самых низших каст Индии, а стало быть, обязана была подчиняться тем, кто был выше. Выше были все, кроме «неприкасаемых». К тому же женщина и так во власти мужчины. И это хорошо. Это непререкаемый закон, установленный во времена Будды, и да будет так в веках...