— Твою мать..! — Индеец среагировал мгновенно: сорвался с места, в несколько прыжков подскочил к двери, с разбегу ударил в нее всем телом и… отлетел назад — дверь была заперта.

— Не дергаться, бараны!

Каскет встал и поднял руку с крошечным пультом, на котором мигала красная лампочка в такт с лампочками взрывателей. Большой палец лежал на кнопке, блестящая антенна была готова послать роковой сигнал.

— Вас размажет отсюда и до самого рынка!

Голос Каскета звучал уверенно и ровно. Это не был голос сумасшедшего или неврастеника. У братвы зашевелились короткие волосы.

— А ты сам как? — прокаркал Босой. — Или заговоренный?

— Мне начхать, я не из ссыкливых, — сказал Каскет и осмотрел «гостей». — Ну, так что? В штанах-то помокрело?

Каменно застывшие пацаны молчали.

Босой, не отрываясь, смотрел на его руку. Во рту скопилась горькая, как полынь, слюна.

— Ладно, твоя взяла. Мы уходим, — сказал он наконец.

— Нет, — Каскет покачал головой. — Я и так мог тебя выкинуть ногой под зад. А твоих дебилов мог не приглашать вообще. Давай проверим, у кого очко крепче! Или вы под нас ложитесь, или поднимаетесь на небо!

Свободной рукой он налил себе рюмку водки, выпил, закусил маслиной.

— Кто здесь Батон?

Ответа не последовало. Каскет усмехнулся.

— Не ссы, Батон, выходи!

— Ну, я… И что с того? — отозвался Батон. Его серое, рыхлое лицо, за которое он и получил свое прозвище, стало совершенно белым.

Теперь свободной рукой Каскет вытащил пистолет и прицелился в рыхлую белую булку.

— За что? Это беспредел…

Батон инстинктивно поднял руку с растопыренными пальцами, как будто она могла защитить от пули.

— За то, что наехал не по делу! — лицо Каскета исказилось, и все поняли, что сейчас он нажмет спуск. И он его нажал. В мертвой тишине раздался звонкий щелчок. Батон отшатнулся.

— Шутка, братва, расслабьтесь! — засмеялся Каскет, спрятал пистолет и опустил пульт. — Просто знайте, что теперь в городе я главный! К зиме соберем сходку и проведем выборы, как положено. А пока — пейте, гуляйте… Стаканы сейчас принесут!

— Благодарствую за угощение, Каскет! — Босой встал. — Мы пойдем…

На этот раз дверь оказалась открытой. Снаружи, засунув руки в карманы, стояли Борис, Владислав и еще шестеро парней. Они внимательно рассматривали проходивших мимо тиходонских жуликов. Дождь прекратился, на асфальте стояли лужи.

Босой прошел к своему «шестисотому». Паяло услужливо открыл перед ним заднюю дверь, помог сесть, потом закрыл. Захлопали дверцы других машин.

Додик включил передачу. «Мерседес» стремительно взял с места, обдав стоявшего Батона водой из лужи. Сидевший впереди Паяло усмехнулся. Они проехали несколько кварталов, выскочили на центральную улицу, набрали скорость. В зеркало заднего вида Паяло видел, что их торопливо нагоняют остальные машины, лихо обходя поток по встречке и громко рявкая сиренами и «крякалками» на зазевавшихся лохов.

— Ну, что теперь будет, шеф? — спросил он, обернувшись к Босому.

Босой покосился на него, буркнул:

— Посмотрим…

Сложенные на коленях руки Смотрящего подрагивали мелкой дрожью.

Проблемы для того и существуют,

чтобы их решать.

Современная присказка

В 2-20 ночи пустынную, словно вымершую Красноармейскую осветили белые лучи автомобильных фар. Две «бэхи» на большой скорости вылетели со стороны Большого проспекта, с рычанием промчались мимо сонных пятиэтажек — хищные черные силуэты на ночной дороге. Они сбавили ход у фирменного магазина «Дон-Кристалл», вползли на бордюр, прокатились по пешеходной дорожке и остановились напротив высоких витрин, украшенных нескромным лозунгом: «Водка № 1 в России». Яркий свет ксеноновых фар прошивал магазин насквозь, освещая стеклянные прилавки, бесчисленные ряды бутылок и фигуру охранника, в нелепой позе застывшего посреди торгового зала с поднятой к глазам рукой.

Из автомобилей вышли семеро мужчин в темной одежде и трикотажных лыжных масках, закрывающих лица. В руках у них были обрезки металлических труб, арматура, кто-то держал кирпичи или булыжники; у одного под мышкой зажато короткое ружье с г-образным прикладом.

В следующую секунду — охранник еще не успел опустить руку на пистолетную кобуру — камни полетели в витрины. Лопнуло, взорвалось толстое стекло, с грохотом обрушилось внутрь, осколки зазвенели об асфальт. Заныла-заверещала сигнальная сирена. Люди в масках вошли в магазин, сбивая прутьями торчащие из рам острые осколки. Навстречу им выскочил ослепленный фарами охранник. Пистолет он уже держал в руке и пытался передернуть затвор.

— Ни с места, б…дь!!! Стрелять буду!!!

Вспышка, гром. Словно наткнувшись на невидимую стену, охранник отскочил назад, опрокинулся на спину и заелозил по полу ногами. Никто не обращал на него внимания. Налетчики деловито громили прилавки, ящики с бутылками, кассовые аппараты, ломали двери административных кабинетов, где разбивали компьютеры, факсы и другую оргтехнику. Через три-четыре минуты все прекратилось одновременно, словно по мановению дирижерской палочки.

— Уходим!

Семеро налетчиков вышли через разбитые витрины, расселись по машинам. Выходивший последним человек с ружьем бросил на залитый водкой пол зажженный термопатрон. К потолку взметнулся столб синеватого пламени, где-то оглушительно треснул облицовочный пластик. В доме через улицу засветились окна — одно, второе, третье…

«Бэхи» неторопливо сдали назад, развернулись, выехали на проезжую часть. Один из них чиркнул глушителем по бордюру. Затем натужно взревели двигатели, взвизгнули шины, темные силуэты рванули в сторону вокзала и быстро растворились в ночи. А издали доносились звуки сирен.

* * *

С высоты птичьего полета раскинувшийся на берегах полноводной реки Тиходонск похож на огромный живой организм, присосавшийся к живительному источнику.

Когда-то он был таможней, затем военной крепостью с гарнизоном в две тысячи человек, функции ее были просты и понятны: оборона лежащих к северу и западу областей, плацдарм для завоевания чужих территорий. Со временем надобность в обороне и завоевании отпала, но город, тем не менее, строился, богател, разрастался и в конце концов зажил сам по себе, как любое существо, которое дышит, ест, пьет, страдает, болеет — все это просто так, без всякой надобности. Просто потому что оно существует на этом свете. Живет, то есть…

Да, именно живет, никакой ошибки тут нет. Город — живой. Органы дыхания, осязания, зрения, выделения, центральная и периферическая нервные системы, головной и спинной мозг, таламусы, гипоталамусы, эпифизы, гипофизы и великое множество других структур и отделов, регулирующих его каждодневную жизнь. Его кровь красно-зеленоватого оттенка, цвета денежной массы; его дыхание отдает бензином, гудроном и мусорной свалкой; его асфальто-бетонная кожа изъедена морщинами и язвами. Он живет не лучше и не хуже других российских городов. Обычно. Как и те микроорганизмы, что населяют одно-двух-трехкомнатные клетки его тела. Каждый выполняет какие-то функции, не особо задумываясь, зачем это нужно и к какой цели приводит. При этом у каждого свои представления о собственной роли и значимости. Например, здание Администрации Тиходонского края должно соответствовать черепной коробке, в которой пульсирует головной мозг, носитель высших функций организма — хотя на деле это скорее один из отделов кишечника, где происходит впитывание и переработка питательных веществ.