Почему нация не является оптимальным вариантом для России?

Как уже говорилось, образование нации — это обезличивание народа, стирание всех форм идентичности (этнической, культурной, религиозной), всех, кроме индивидуальной. Когда уничтожается культурный код этноса, пропадает система смыслов и ценностей. Если убрать этнические различия между людьми и навязать им общий абстрактный суррогат «новых ценностей», то исторически сложившиеся традиционные смыслы исчезнут. Народ, насильно превращенный в нацию, лишится стимулов к развитию и к защите своей территории. Результатом может стать полное угасание такой нации и исчезновение её с исторической карты мира.

Такое развитие событий можно проследить на примере Украины с её тотальной насильственной украинизацией.

Дальнейшее развитие нации, как искусственно созданной этнической общности, можно проследить по цепочке: нация — национальность — национализм — нацизм.

Если нация — это политически и ценностно объединённая группа людей, то национальность — принадлежность к такой определённой группе.

В свою очередь, национализм — это отгораживание от других групп, обособление, выделение своей группы в отдельную этническую общность.

А нацизм — это уже утверждение превосходства своей группы над другими, более традиционными группами через суррогат «новых истинных ценностей».

Так происходило становление нацизма в Германии и других европейских странах в 30-е годы XX века. Так происходило на Украине почти столетие спустя, на новом витке исторического развития. То же самое можно наблюдать и в других европейских странах в начале XXI века.

Насильственное, тираническое превращение НАРОДА в НАЦИЮ неминуемо ведёт к возникновению нацизма.

Уж не эту ли губительную конструкцию нам преподносят западные идеологи, как постиндустриальную общность, называя её «новым мировым порядком»? Вполне вероятно.

В условиях естественной эволюции человеческой цивилизации развитие этнических общностей происходило менее болезненно, нежели искусственно ускоренная современная общественная трансформация.

Нация — это временное идейное образование, а народ — вечен.

К тому же, с точки зрения учёных-генетиков, термин «национальность» не является информативным, правильнее рассматривать этнические группы, к которым принадлежит человек. Именно этнос определяет истинные корни человека, сформированные на генетическом уровне.

На основании вышеизложенного, следует отметить, что наиболее верным определением нашего российского общества нужно считать полиэтничность народа, а не его многонациональность, а оптимальной формой существования и развития — империю как государственное объединение. Многие социологи под «империей» понимают сочетание стратегического единства с полиэтничностью.

Кроме того, Россия имеет исторический опыт удачного построения и развития этнически разношёрстных империй, о чём свидетельствуют многочисленные военные, экономические и культурные достижения нашего удивительного народа.

Может быть, пришло время прописать в Конституции нашей страны, что «Россия — полиэтническая империя»!

И на основании этого выстраивать внутренние и внешние отношения. Не корректировать, не перестраивать (это мы уже проходили), а строить заново всю государственную систему нового Русского Мира!

Русские или россияне?

«Мы — русские! Какой восторг!»

Александр Васильевич Суворов

Так кто же мы — русские или россияне?.. И этот вопрос остро стоит уже не первое столетие.

В русском языке существует два прилагательных: русский и российский. Первое происходит от слова «Русь», которым обозначалось государство на его ранней стадии, употреблялось прилагательное со словом «народ». Второе — произведённое от слова «Россия», латинизированного названия страны, и традиционно употреблялось со словом «империя».

Слово «Россия» появилось в Московии в XVI веке, а термин «россияне», по мнению части историков, имеет греческое происхождение. В привычный оборот слово «Россия» как обозначение государства вошло в XVII веке, именно тогда, когда возникла и расширялась империя.

Богослов и поэт Симеон Полоцкий в XVII столетии под россиянами имел в виду всех жителей Великой, Малой и Белой России.

По мнению российского историка Фёдора Александровича Гайда, слово «россияне» изначально было торжественным, литературным вариантом древнерусского слова «русины», связанного с этнической принадлежностью. Он считает, что «…это в первую очередь этноним, а не обозначение государственной принадлежности».

Начиная с XVIII века слово «россиянин» активно использовалось видными деятелями российской истории — Сумароковым, Ломоносовым, Суворовым, Карамзиным. Последний термином «россияне» заменил традиционное слово «русские». Правда, в XVIII и XIX веках слово «россияне» никого, кроме русских, обозначать не могло.

Первая попытка провести различение между этнонимом и политонимом формы «россияне» была предпринята в кругах русской эмиграции. Генерал Александр Кутепов в 1929 году заявлял: «Все народы, населяющие Россию, независимо от их национальности, прежде всего — россияне».

В 30-е годы XX века термин «россияне» стал распространяться в среде так называемых «российских фашистов». В период Великой Отечественной войны российскую самоидентификацию на щит подняли «власовцы».

В ноябре 1944 года в оккупированной Праге проходил учредительный съезд Комитета освобождения народов России (КОНР). По воспоминаниям одного из бывших военнопленных, во время съезда из репродуктора голос призывал россиян «объединиться против сталинской тирании» и активно поддерживать германские вооружённые силы.

В современную Россию понятие «россияне» вернулось с распадом Советского Союза. Став первым Президентом Российской Федерации, Борис Николаевич Ельцин (1931–2007) каждое своё обращение к народу начинал с фразы «Дорогие россияне».

Впрочем, далеко не все положительно восприняли подобное обращение, так как в памяти ещё была свежа ассоциация этого слова с изменниками Родины. Есть версия, что к использованию слова «россияне» Ельцина подтолкнула супруга академика Андрея Сахарова правозащитница Елена Боннэр.

Историк Александр Юльевич Даниэль предположил, что советники Президента боялись слова «русский», так как оно «отдавало этничностью», а «россиянин» — слово искусственное, этнически нейтральное.

Со временем и само это обращение Ельцина приобрело негативную коннотацию и ассоциировалось уже с «роковыми 90-ми»: распадом СССР; октябрьским переворотом 1993 года; грабительскими реформами младореформаторов; воровской приватизацией, развалом и разграблением государственных предприятий; рейдерскими захватами, рэкетом; заказными убийствами; обнищанием населения и дефолтом 1998 года.

Однако вскоре термин «россияне» стал привычным и удобным для обозначения гражданской принадлежности в такой полиэтнической стране, как Россия. Довольно быстро это слово проникло и в массовую культуру, приобретая оттенок патриотичности.

И всё-таки историк Фёдор Гайда ратует за то, чтобы вернуть существительному «россиянин» первоначальный смысл, связанный с его этнической принадлежностью, в то время как «…прилагательное «русский» изначально имело более широкое обозначение принадлежности к территории и государственности Руси».

Итак, через прилагательные «русский» и «российский» наш язык уже отражает тот факт, что существует два вида «русскости», если можно так выразиться: первый связан с народом, языком и доимперскими княжествами, второй — с территорией, полиэтнической империей, великой державой. Любой русский человек признаёт, что эти два слова различны по тональности и ассоциациям.

Противоречие между ними действительно существует, но оно заложено в самой природе нашей огромной страны. В России фактически во все времена сосуществовало параллельно два мира. Один из них был мир общинный, другой —