Валентина продолжала кататься по грязному полу, а я прикидывала свои дальнейшие действия. Уйти пока не могла, поскольку требовалось вытянуть из хозяйки хоть какую-то информацию, которая могла бы мне пригодиться. Что-то же она знает про свою дочь? Приходить сюда второй раз желания не было, то есть я должна решить все вопросы сегодня. Если это вообще возможно, конечно. У Валентины белая горячка? Или уже съехала крыша? Может, мне стоит прекратить всякие вливания алкоголя внутрь? Наглядный пример – он ведь обычно действует лучше всего.

Потом я задумалась об убитой Маринке. Неужели она собиралась возвращаться сюда? Я в очередной раз обвела глазами комнату, в которой находилась. Полуразвалившаяся мебель, заляпанные пятнами старые обои, оторванные в нескольких местах, пыль, паутина в углах, грязь. Нищета. Возвращаться сюда?! После Артема Александровича? У него, конечно, тоже не Эрмитаж и пыли-грязи хватает, но… Мебель у свекра, в общем-то, тянет на антиквариат, по крайней мере, ряд экземпляров. Пыль в основном в темной комнате, где хранятся его «богатства». Кухня, спальня, да и комната приема клиентов содержатся в относительной чистоте, а по сравнению с этой квартирой там вообще стерильность операционной.

У свекра холодильник всегда забит продуктами, а тут, как я догадываюсь, иногда бывает только хлеб. Артем Александрович – мужик щедрый. Всех своих пассий он одевал-обувал, не говоря уже о том, что изменял к лучшему их внешность. Увидев то, как живет мать Маринки, я могла понять, почему Варфоломеева-младшая ухватилась за предложение Артема Александровича. Пусть ему шестьдесят четыре года, но она переезжает в отдельную трехкомнатную квартиру, нормально питается, ее одевают, работать не заставляют, да еще и делают краше и милее. Возможно, Маринка хотела женить свекра на себе, а потом… Потом могло быть несколько вариантов, но не будем о них. В любом случае Маринки больше нет.

Возможно, она не собиралась уезжать к матери? Во всяком случае, по своей воле. Или задумала уйти, кое-что прихватив с собой. Ключ у нее оставался. Пришла, чтобы поискать, какие сокровища у него хранятся. А он… случайно вернулся. И застал Маринку за этим неблаговидным занятием. Или застал раньше – а поэтому выгнал. А она вернулась еще раз. И тут Артем Александрович не удержался. А потом устроил незапланированную встречу с Анютой и со мной…

Можно было ожидать такого от свекра? Или я зря так плохо о нем думаю? Для собственного успокоения мне нужно знать время смерти Маринки. Но это завтра.

А сегодня вытянуть из матери все, что та помнит. Если что-то помнит.

Кривясь, я посмотрела на стоявший на краю стола стакан, наполненный портвейном. Мне было противно даже прикасаться к нему, но я себя пересилила, сказав, что это нужно для дела. Я должна. Валентина уже только тихо скулила, застыв на полу. Она лежала, отвернувшись от меня к стене.

Я взяла стакан, встала, нагнулась над женщиной и протянула ей портвейн.

– На, выпей, легче будет.

Валентина словно очнулась. Села. Потерла глаза и выпучилась на меня.

– Ты кто такая? – спросила она наконец.

«Точно, белая горячка», – подумала я.

– Не, ты кто такая? – не отставала Валентина, поднимаясь на ноги. – Чего это ты делаешь в моей квартире? Как ты сюда попала, а? А ну признавайся!

Валентина вперила руки в бока и вылупилась на меня, округлив глаза.

– Пить будешь или нет? – спросила я у нее, так и держа стакан с портвейном в руке. – Или вылью в туалет. Зря я, что ли, тебе выпивку принесла?

– Э… – помычала Валентина, уставилась на стакан в моей руке, словно впервые его заметила, потом на бутылки на столе, Тимку, спокойно сидящего у топчана, и, наконец, снова на меня. – А, вспомнила, – заявила хозяйка, схватила стакан, вылакала до дна, резко выдохнула, тут же налила себе еще половину и обратилась ко мне: – Да ты садись, чего встала. Я вспомнила.

Теперь хозяйка натужно улыбалась, всем своим видом демонстрируя радушие.

«Ну влипла», – подумала я, но приглашение приняла.

Валентина тем временем предложила помянуть ее дочь, хотя та была и «дрянь редкостнейшая». Я согласилась и сделала это колой, в то время как хозяйка вылакала еще полстакана портвейна.

«Только бы не вырубилась», – пронеслась у меня мысль, и я поняла, что тянуть с расспросами больше не стоит.

– Когда ваша дочь была у вас в последний раз? – поинтересовалась я.

Валентина наморщила лоб, потом прищурилась и посмотрела на меня.

– А тебе зачем? – спросила она. – Ты чего, из милиции?

– Нет, я не из милиции, – спокойно ответила я, глядя хозяйке прямо в глаза. – Я пришла по вашему же приглашению. Вы помните, что звонили Артему Александровичу Прохорову и просили его приехать? Так вот, он приехать не может, потому что убит горем. Приехала я, его родственница, по его просьбе. И по вашей. Артем Александрович интересовался, как вам можно помочь? Он прекрасно понимает, что у вас горе. Как и у него. У вас общее горе. Погибла Марина. Вы попросили купить вам выпить. И сказали что. Я купила. Денег у вас не прошу. – При последней моей фразе Валентина как-то резко дернулась, а я поняла, что попала на больную точку. – Вы сказали по телефону, что хотели о чем-то поговорить с Артемом Александровичем, но только лично. Я спросила, могу ли приехать вместо него. Вы согласились. И вот я здесь. Вы помните об этом разговоре?

Врала я безбожно, но считала это ложью во спасение и была практически уверена, что Валентина не помнит ничего. Так и оказалось. Она кивала в такт моим словам, потом уточнила, знала ли я Маринку, я ответила, что видела ее пару раз, но практически с ней не общалась.

– А у тебя с этим дедком Маринкиным?.. – вдруг спросила Валентина. – Ты его чего?.. Маринка сказала, что он другую бабу завел. Это тебя?!

– Артем Александрович – отец моего мужа. Мой свекор, – пояснила я, с огромным трудом сдерживаясь, чтобы не разораться. – Он мне даром не нужен. Мечта моей жизни – чтобы к моим мужикам не прилагались родители в качестве бесплатного довеска. С ранней юности мечтаю встретить круглого сироту, да вот никак не получается.

Валентина переваривала услышанное от меня где-то с минуту, потом дико расхохоталась. «До нее как до жирафа», – пронеслась мысль. А хозяйка тем временем еще подлила себе портвейна, проглотила, не закусывая, и уставилась на меня, чем-то напоминая потрепанную взлохмаченную сову.

– Что вы хотели сказать Артему Александровичу? – повторила я свой вопрос.

Валентина задумалась, потом честно призналась, что не помнит.

– А что помните?

Она непонимающе глядела на меня.

Тогда я попросила ее рассказать про Марину.

– Ты же знаешь, что о мертвых или хорошо, или… – вздохнула Валентина, опять прикладываясь к стакану. – А хорошего про нее я ничего сказать не могу. Вот так-то. Ни-че-го! И зачем я ее рожала? Думала: помощь матери будет на старости лет. А теперь кто мне помогать станет? Кто?!