Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я виноват – закрутился (как в жизни бывает), забыл про друга и когда мне позвонили, стало немного стыдно – я тут же прикинул, что недели две мы с ним не созванивались. Срок. Тот телефонный звонок ввёл меня в курс дела. А дело было обычное и причина его банальная – мой друг «споткнулся об пизду» и потерялся. Этот коварный спотыкач, не одного уже переломивший как соломинку, и сподвиг его замешать себе трёхкомпонентный коктейль. Итак – звонок. Сломанный нос, пара надбровных сечек, большая гематома на бедре, разорванный в клочья палёный Лакост, бегство. И все эти потери – с противоборствующей стороны. Драка была короткой, но неистовой. Место и время – круглосуточная пивнуха прошлой ночью. Вроде как мой друг – зачинщик, но мне насрать на это, честно. Не могу и не хочу унять внутри себя ликование: " Мой друг отмудохал трёх молодых бычков, каждый из которых на десяток лет его моложе! Мужик! " Я отметаю все чувства, оставляя в виде главного аргумента лишь один голый прагматизм: "Всё ведь могло быть с точностью наоборот. Старики и дети не пострадали, церквей никто не поджигал. Так что всё заебись! А бычкам нужно просто быть сильнее." По пакету из Пятёрочки в каждой руке, в них продукты и водка, я у двери друга. Вот она открывается (хороший знак) и я уже внутри прокуренного жилища.
У меня есть план. Чёткий и бескомпромиссный. Первое. Никаких упрёков и нравоучений с моей стороны. Второе. Я вытру его сопли ровно три раза (по числу уголков носового платка). Четвёртый же уголок я оставлю чистым, чтобы, взявшись за него двумя пальцами, помахать куском влажной белой ткани: «Видит Бог, хотел помочь. Сделал, что мог. Умываю руки».
Поздний вечер. Мы двое в квартире. Пьём перед телевизором. На журнальном столике бутылка и два стакана. За всё время – ни слова. Мой друг – темнее тучи – быстро отрубается. Я иду на кухню. Достаю из пакета тушку курицы, режу её на части и бросаю в кастрюлю с кипящей водой. Навожу идеальный порядок на кухне (только там). В мойке целый небоскрёб грязной посуды, благо высота крана позволила его воздвигнуть (или наоборот не благо).Перемываю весь небоскрёб. Окно, подоконник, пол, столешница. Всё блестит к тому времени, как лапша уже готова. Смотрю, как там мой дружок. Накрываю его покрывалом, отключаю везде свет и ухожу.
Назавтра в обед я снова здесь. В мойке две тарелки с несколькими пристывшими вермишелинами и обглоданной костью. «Пожрал хоть. Уже хорошо». Я тут же мою тарелки, а дальше, как вчера. Телевизор, журнальный столик, водка, молчание.
Послезавтра. Мойка пустая, но в кастрюле лапши – на самом донышке. «Поел, помыл за собой. Значит в себя приходит. Отлично». Телевизор, журнальный столик, водка … «А может лучше чайку?» – впервые за три дня слышу голос друга. Я отвечаю ему, но как бы не совсем на его вопрос: «Ты на всё имел право. Слышишь? Бухать, крушить всё вокруг, выть как раненый волчара или отрезать к херам свой язык. Но права звонить этой жабе у тебя не было и нет! Так-то, братишка».
Я иду на кухню заваривать чай. Внутри себя ликую. Снова за друга. Он явно пошёл на поправку.
…………………
В момент крайне эмоционального переживания, а именно – расставания, он думает: «Кажется твоя жопа стала намного больше».
…………………..
Красота летнего, туманного рассвета.
Красота падающего осеннего листа.
Красота материнства и женского тела.
Красота детских глаз.
Красота Порш Паномера.
Красота бушующего океана и тихого лесного озера.
Красота кровавой битвы.
Красота парящего в небе орла.
Красота снежной бесконечности.
Красота броска.
(Dum spiro, spero)
…………………
Первая притча
Кролик проглотил питона. Эта новость быстро разлетелась по джунглям. Но ещё быстрее другая – о том, что мыши до смерти избили льва. Лес гудел этим, а с другого конца земли уже со дня на день должна была дойти весть об умирающих от голода волках, загнанных в глубокий овраг овцами. Кто-то нарисовал совсем другую картину мира, что была до появления того Двуногого. Гиены, скулящие, а не лающие. Аллигаторы, выдворенные из спасительной прохлады реки и разлагающиеся на палящем солнце. Гепарды с переломанными ногами. Пустые, выклеванные глазницы сов и филинов. Разорванные на мелкие лоскутки тигриные шкуры. Медведи, так и не увидевшие весеннего солнца – задушенные во время спячки.
– Значит, мы все Его не так поняли? – уже который раз повторял испуганным голосом один и тот же вопрос орёл, прячущийся в ущелье от стаи воробьёв.
– Да, – снова отвечал ему большой, окровавленный ворон, – именно так. Его вообще не надо было слушать.
– Напомни мне, Ворон, что говорил лучезарный Двуногий?
– Лучше вначале я напомню, что приказал лев, когда я сказал, что Двуногий лукавит – что он всегда становится на возвышенность спиной к солнцу и лучи исходят вовсе не от него, а от солнца за ним. Лев приказал завязать мне клюв. Мудрый ворон поглупел. Трёхсотлетняя старость разъела его мозг. Так он сказал. И где сейчас этот лев? Затоптан мышыными лапками.
– Прости, Ворон, что ты не был услышан, но что всё-таки говорил нам Двуногий? Почему мы поверили? Как мы смогли всё это допустить?
– У веры нет причины, вы просто поверили. Поверили в то, что сухая солома может быть слаще свежего мяса, как Двуногий в белом вам говорил. Поверили в то, что у жующих траву такие же права в прайде как и у хищников. Ваша вера в то, что все одинаковы вас же и сгубила, ведь те, кто сейчас нас убивает, тоже поверили, что все одинаковы. Вы все очаровались его белоснежным одеянием, совсем не подумав, что это могут быть, всего лишь, белые повязки за которыми прячутся смердящие раны.
– И что теперь будет, мудрый ворон? – Скорее всего мы с тобой умрём, орёл, прямо здесь. Но они – там – тоже все погибнут. Совсем скоро они начнут жрать друг друга.
………………….
Вторая притча
Половинкой ярко-красного яблока выкатывалось из-за дальнего горизонта ранее утро и пахло затухающими ночными кострами и потом испуганных лошадей. А ещё утро пахло кровью – как свежепролитой, так и давно запёкшейся. Запахи битвы. Одного только аромата не хватало – аромата победы, которого так жаждал предводитель осаждающих