— Угу, — пробормотал он. — Где здесь сауна? Скупо улыбнувшись, Марта взмахнула длинной рукой — ногти у нее были покрыты черным лаком.

— Сортир в той стороне. — Она перекинула руку в другую сторону, словно стрелку компаса. — А фургон заряжается возле солнечных батарей. У тебя десять минут.

Она вышла из вигвама, оставив полог откинутым навстречу неистовому сверканию утреннего солнца.

Алекс сел. Всю ночь он проспал обнаженным в утепленном матерчатом спальнике на большом круглом блистерном мате, образовывавшем пол. Спальник оказался старым, пыльным и рваным, и Алекс был более чем уверен, что по крайней мере двое людей сомнительной степени чистоты провели в нем немало времени, занимаясь сексом. Что же до блистерного мата, то среди членов ураганной бригады этот материал явно пользовался нездоровой популярностью. Насколько он видел до сих пор, бригада половину своей жизни сидела, лежала или спала на накрытых ковром блистерных матах — надувных полотнищах, состоящих из множества пузырей из тонкой, как презерватив, но прочной, как дубленая кожа, прозрачной пленки. Это был один из базовых элементов их кочевого космоса: блистерные маты, бумага и палки; чипы, провода и данные; ветер, облака и почва.

Алекс как раз провел ночь внутри такого разборного конуса-вигвама из полимеризованной, повторно переработанной газетной бумаги — подобное изделие из бумаги, палок и веревок мог бы состряпать маленький ребенок при помощи ножниц и клейкой ленты.

Алекс медленно, с трудом поднялся на ноги. Его колени тряслись, руки и спина болели, собственные позвонки казались ему стопкой деревянных колец для салфеток. На голове вздулась небольшая шишка, происхождения которой он не мог вспомнить.

Однако легкие чувствовали себя хорошо. Очень хорошо, изумительно хорошо! Он дышал — и это было единственным, что имело значение. Первый раз за год он проспал целую ночь глубоким и спокойным сном, без единого приступа кашля.

Какую бы мерзкую субстанцию ни закачали в него при промывании легких и из каких бы дилетантов, знахарей и шарлатанов ни состоял персонал clнnica, лечение все же работало. Уличные слухи, которыми он руководствовался, направили его верно: эти сукины дети в Нуэво-Ларедо действительно имели в своем распоряжении нечто настоящее. Нет, его, конечно, не вылечили: он по-прежнему ощущал, как сбитая с толку болезнь заполняет темные резервуары внутри его организма, гнездясь глубоко в его костях, — но он чувствовал себя намного лучше. Они вытащили его, залатали и поставили на ноги — как раз вовремя, чтобы его выкрали у них из-под носа!

Алекс рассмеялся вслух. Он снова воспрял духом, жизнь вновь улыбалась ему. Это было очень приятно, хотя и очень странно.

У Алекса уже бывали прежде приступы хорошего самочувствия. Самый долгий продлился добрых десять месяцев — ему было тогда семнадцать, и в тот момент вся структура его жизни несколько изменилась. Он подумывал даже, не пойти ли в школу… Однако эта светлая мечта лопнула, словно кровавый пузырь, когда персональное проклятье вновь запустило в него свои когти и повергло его, задыхающегося, в привычный мир врачебных осмотров, инъекций, биопсий и постельного режима.

Последняя атака болезни была худшей из всех, что были у него до сих пор, — пожалуй, самой худшей со времен младенчества, когда в возрасте восемнадцати месяцев он чуть не умер от кашля. Алекс, естественно, не помнил этого случая, но его родители вели круглосуточные видеосъемки на протяжении всего кризиса. Впоследствии Алекс обнаружил эти пленки и обстоятельно изучил их.

В резком, беспощадном свете техасского утра Алекс стоял нагой возле видавшего виды спального мешка и исследовал себя с вниманием и трезвостью, которых уже некоторое время предпочитал избегать.

Он был более чем худ — он был истощен: сделанная из палочек кукла, сплошные сухожилия и кости. Он стоял на краю исчезновения, слишком близко к бездне. В последнее время он был очень невнимателен к себе, преступно беззаботен.

Беззаботен — поскольку не рассчитывал вновь вынырнуть из этого царства теней. О нет, только не в этот раз! Clнnica была его последней надеждой, и, чтобы ухватиться за нее, он разорвал все связи с семьей и знакомыми семьи. Алекс ушел в подполье со всей решимостью, на какую был способен, — в подполье настолько глубокое и темное, что там ему уже не требовались глаза, в такое подполье, которое является уже функциональным эквивалентом могилы. Надежда здесь была всего лишь обязательной панорамой перед концом фильма. В реальности он попросту тихо убивал последние оставшиеся ему несколько недель аренды его изношенного остова, дожидаясь последнего разрушительного удара.

Но теперь выяснялось, что он будет жить дальше. Каким-то образом, вопреки всем вероятностям, Алекс получил продление срока аренды. Не так уж много для надежды, но он, несомненно, сумеет этим воспользоваться.

Лагерь бригады мог оказаться для него хорошим местом. Воздух Высоких равнин — сухой и разреженный — был как-то чище, и дышать им было не столь тяжким бременем.

Особенно вдохновляло Алекса наличие в бригаде контейнера с кислородом. Большинство докторов, с которыми он встречался, испытывали некоторые сомнения относительно его привычки тишком подсасывать чистый кислород. Но эти ребята были не доктора — это была кучка отморозков-фанатиков с освежающим отсутствием любого рода морали, а кислород у них был отменный.

Алекс быстро забрался в мешковатый комбинезон и застегнул «молнию» до самой шеи. Пусть кукла из палочек скроется в глубинах огромного бумажного кукольного костюма! Совершенно не стоит привлекать внимание к состоянию своего здоровья. Он не назвал бы своих новых знакомых кровожадными или склонными к садизму — им не хватало той криминальной, хищной повадки, которую он так часто наблюдал, отираясь среди деятелей черного рынка. Но бригадирам тоже был присущ неподвижный взгляд людей, слишком привычных к смерти и убийству: охотников, скотоводов, мясников, всевозможных экстремальщиков, энтузиастов эвтаназии.

Алекс надел свои новые сандалии — это были те же самые, наспех состряпанные пластмассовые подметки, что он носил вчера, но теперь они были обрезаны ближе к форме его ноги, у них имелся подклеенный верх из рубчатой бумаги, и бумажный язычок, и ряд обметанных дырочек для шнурков. Если не особенно присматриваться, изделия Кэрол Купер вполне могли сойти за настоящую одежду.

Щурясь, Алекс проковылял по лагерю до островерхой палатки уборной. Туалеты в бригаде были воплощением простоты: несколько скважин около двух метров глубиной, пробуренных в каменистом грунте, и остов складного стула без сиденья, на который следовало садиться. После продолжительной борьбы Алекс наконец поднялся, застегнул «молнию», крепившую седалище комбинезона, и пошел искать аэродромный фургон.

Фургон дистанционного наблюдения, находившийся под началом Сарыча и Марты, представлял собой длинный и широкий белый «седан», сплошь утыканный всевозможными антеннами. На его крыше, в снежно-белом пластмассовом куполе, располагался блок радаров. Сарыч возился с аккумуляторами, подзаряжая их слабой струйкой тока от солнечных батарей, а Марта Мадронич, распахнув обе задние дверцы, прикрепляла полуразобранный орнитоптер к специальной стойке, приделанной изнутри к стенам.