В городском особняке чрезвычайно богатого дяди Карл по-настоящему узнает, что такое «современный Нью-Йорк».

По единодушному мнению толкователей, Кафка выступает здесь критиком современного промышленного капитализма в его высокоразвитом, американском варианте, о котором, впрочем, он знал только по книгам. Это видно по описанию оживленного движения, которым охвачено все вокруг: «Бесконечное движение, беспокойство неугомонной стихии передавались маленьким человечкам и плодам их труда»; или по описанию механизированного и до мелочей рационализированного рабочего процесса, например в зале телеграфных переговоров огромной фабрики его дяди. Эти процессы изображаются особенно детально, потому что имеют прямое отношение к фундаментальному преобразованию, которое под воздействием промышленности затронуло взаимосвязь слышания, говорения и письма – тема, которая, разумеется, была особенно интересна одержимому писательством Кафке. В коммутаторной комнате…

…в ярком электрическом свете за столиком сидел служащий, не обративший никакого внимания на скрип петель, голову его стягивала металлическая дужка наушников. Правая рука лежала на столике, словно была неимоверно тяжелой, и только пальцы, державшие карандаш, двигались нечеловечески быстро и ритмично. Говоря в микрофон, он был очень лаконичен, и часто было даже заметно, что он в чем-то не согласен со своим абонентом, хочет что-то уточнить, но сведения, которые он получал, сдерживали его, и бедняга не мог выполнить своего намерения, опускал глаза и что-то записывал.

Карла, наблюдающего за этими процессами, охватывает испуг, но вместе с тем благоговение. Своему дяде – хозяину жизни – он говорит: «Да, ты в самом деле преуспел».

Собственно говоря, предприятие дяди – и это тоже символ прогресса – представляет собой не производство, а посредническую фирму, которая, занимаясь «крупномасштабными закупками, хранением, перевозками и сбытом, должна была постоянно и весьма скрупулезно поддерживать телефонную и телеграфную связь с клиентами». Поэтому уже здесь мы находим тот прообраз современной промышленности и коммуникации, который позднее в «Процессе» и «Замке» будет представлен бесконечными лабиринтами ведомств – правда, там они обретут загадочный, а временами и метафизический смысл.

В городском особняке дяди Карл сверху наблюдает за «непрекращающимся уличным движением», за толпами людей, мчащихся мимо друг друга. «На сочувствие здесь рассчитывать нечего», и даже приветствия отменены.

Дядя предостерегает его от праздного глазения с балкона на уличную суету, важно учиться и эффективно действовать. Он ведь не «заблудшая овца»[118], а жизнь дает множество возможностей, и нужно смело их хватать. Карлу следует приложить усилия и как можно скорее узнать все самое необходимое – но не более того: язык, предприятие, манеры, верховая езда. Кроме того, в его распоряжении есть фортепиано. Карл берет себя в руки, прилежно учится, но больше всего его манит фортепиано: «На первых порах Карл многого ожидал от своей игры на фортепьяно и даже осмеливался перед сном подумывать насчет того, как бы ему через эту музыку непосредственно повлиять на американскую жизнь». Карл прекрасно осознает свое привилегированное положение и хочет как-нибудь отблагодарить страну, которая в лице дяди оказала ему столь хороший прием, и фортепиано для этого как нельзя кстати. Он слишком замечтался, ведь до его игры никому нет дела.

Требовательный и помогающий дядя сводит Карла со своими деловыми друзьями – двумя большими и тучными господами Грином и Поллундером – типичными воротилами промышленности и богачами Нового Света. Поллундер приглашает Карла в свой загородный дом. Дяде эта идея не слишком-то нравится, и он объясняет, что такие развлечения человек может позволить себе лишь после того, как «вошел в колею самостоятельной деловой деятельности». Но именно сопротивление дяди подзадоривает Карла, и он решает принять приглашение.

Недавно построенный особняк за городом имеет гигантские размеры, представляя собой лабиринт из комнат, залов и лестниц. Все окутано тьмой, потому что электричество еще не проведено. По коридорам бродит толпа слуг со свечами. Дочь Поллундера Клара досаждает Карлу. Доходит до гротескных сцен. Она бросает его на кушетку, он пытается защищаться, она дает ему затрещину и говорит: «А ты, скорее всего, человек чести – я готова в это поверить, – не захочешь жить с пощечинами и покончишь с собой». В этот момент Карлу кажется, будто голос доносится изнутри него самого[119].

Второе после истории со служанкой искушение невиновного Карла, и снова с роковыми последствиями. В полночь Карл получает письмо от дяди, в котором говорится: «Сегодня вечером ты решился покинуть меня вопреки моему желанию, так пусть это решение и определит твою дальнейшую жизнь; только в таком случае оно будет решением настоящего мужчины».

Карлу не хотелось подводить дядю, он совестливо намеревался вернуться до полуночи, но в этом ему опять-таки помешала назойливая Клара. Поэтому он снова чувствует себя несправедливо изгнанным. Сначала он был вознесен и отвергнут дядей, а теперь, смутно догадывается он, ему предстоит дорога вниз.

Ему передают старый чемодан и зонтик – пожитки из дома, – и он оказывается на улице, где движение не стихает и ночью. Впервые Карл по-настоящему чувствует, что приехал в Америку, – теперь он свободен, хотя и беззащитен.

В гостинице у него завязывается знакомство с двумя назойливыми бродягами – Робинсоном и Деламаршем, которые его обворовывают и от которых ему никак не удается избавиться. Эти двое станут для него судьбой. Через пару дней пешего пути Карл оказывается в громадном отеле «Оксиденталь» и устраивается туда лифтером. Ему до поры удалось избавиться от своих попутчиков. Одинокому Карлу вновь посчастливилось отыскать человека, который взял его под свое крыло. Прежде о нем заботился дядя, а теперь старшая кухарка. Какое-то время все идет хорошо, пока бродяга Робинсон, сильно напившись, не объявляется вновь. Карл возится с ним и ненадолго покидает рабочее место. И снова, как и на корабле, он оказывается на суде. Но на этот раз Карлу не удается блистательно выступить в защиту другого, потому что он вынужден защищать себя самого, что ему не удается. Старшая кухарка, прежде за него заступавшаяся, теперь отворачивается: «Справедливое дело и выглядит таковым, а твое, должна сознаться, выглядит иначе». Карла выпроваживают.

Итак, уже в третий раз он оказывается несправедливо изгнан – сначала родителями, затем дядей, а теперь и старшей кухаркой.

Вплоть до конца шестой главы Кафка писал непрерывно, но в середине ноября 1912 года он на три недели отложил работу над романом, взявшись за «Превращение».

Мотив отвержения переходит из романа в рассказ, ведь превратившийся в жука Грегор в конце истории тоже оказывается отвергнут семьей, которая выметает его из квартиры, словно мусор. С Карлом этого еще не случилось. История его нисхождения еще не подошла к концу.

Мы