Пусть на Фарее и стоят одиннадцать домов, с 1947 года никто не жил тут круглый год. Несколько бывших обитателей острова, теперь уже очень старые, живут сейчас на Мейнленде. Когда Маркус приехал на остров впервые, окна в школьном здании были разбиты, так что туда забирались птицы и овцы. Нужно было внимательно следить за стаей из пятисот черноспинных чаек, которые «хватали ягнят за языки, пока те даже еще не вылезли из овцы».

Маркус постоянно экспериментировал на Фарее. Однажды он привез на остров шесть благородных оленей. Сейчас их на Оркни нет, но рога в этих местах находили, а значит, когда-то они здесь все-таки обитали. Оленей очень сложно содержать, но Маркус думал, что можно попробовать отвезти их на маленький остров, и тогда всё получится. Однако вскоре ему позвонили и сказали, что олени оказались на соседнем острове Идей. Получается, они проплыли более полутора километров. Маркус рассказал мне, как поехал на Идей, согнал оленей на пляж, накинул на них лассо и попытался погрузить в лодку. Не всех оленей удалось поймать, некоторые из них потом поплыли дальше на Грин-Хоум, один утонул.

На Фарее нет кроликов и крыс, только мыши, но у Маркуса как-то была задумка привезти туда зайца. Шесть месяцев он не видел этого зайца, а потом вышел на улицу в снежную погоду и обнаружил отпечатки его лап: «Я свернул за угол, там-то он и был». Заяц прожил еще несколько лет, в итоге его увезли обратно на Уэстрей.

Как-то на ярмарке-аукционе на Оркни Маркус продал своих последних ягнят с Фарея. «Я покинул остров совершенно счастливым, – вспоминает он. – Выручил лучшую цену за загончик помеси суффолкских ягнят».

Книга Хэмиша Хэсвелла Смита «Шотландские острова» – увесистый том с подробными картами, продуманными иллюстрациями, информацией о доступе к островам и якорных стоянках – пользуется репутацией Библии для любителей островов, или островоманов. Я листаю ее, то и дело залезая в «Википедию» или карты Google, чтобы что-то уточнить. Еще я частенько захожу на сайт «Одинокие острова», где собраны все необитаемые и малозаселенные шотландские острова, и мечтаю, как было бы здорово во всех этих местах побывать. Интересно думать о том, какой раньше была тамошняя жизнь.

Как и Хезер-Блезер, покинутые острова в каком-то смысле воображаемые: их посещают так редко, что они существуют скорее в книгах, рассказах и воспоминаниях, чем в повседневности, где они превращаются порой лишь в точку в океане. Они дают простор воображению. Фильм «Край света» снимали на Шетландском острове Фула, а действие при этом происходит на воображаемом острове Гебридского архипелага, численность населения которого неуклонно снижается. Увидеть Мейнленд здесь считается плохой приметой, и то и дело герои фильма вскрикивают зловеще: «Холмы Шотландии!»

Настоящие истории о том, как люди покидали острова, невероятно интересны. Часто поворотным моментом становилась Вторая мировая война: мужчины уходили в армию, и так приоткрывалась дверь во внешний мир. По мере того как морские торговые пути сменялись сухопутными, позиция шотландских островов пошатнулась. Эта волна депопуляции повлекла за собой проблемы, с которыми сегодня сталкиваются маленькие острова. Если остров больше не может позволить себе содержать школу или магазин, он становится менее привлекательным местом для того, чтобы тут оставаться, и тем более для того, чтобы сюда переезжать. Чтобы выполнять необходимые работы и обеспечивать транспортное сообщение, нужно определенное количество людей работоспособного возраста. Как и дети Гроутов, я уехала с родного острова. Всё еще сложно противостоять соблазнам материковой жизни.

На маленьких Оркнейских островах ты ограничен не только физически – линией побережья, но и в плане способа заработка и проведения досуга, в плане погоды и выбора друзей. Да, жить тут стало гораздо удобнее, чем в начале прошлого века, когда опустели Копинсей и Фарей: теперь у местных есть все необходимые товары, услуги и коммуникации, и тем не менее многие островные сообщества сегодня всё еще балансируют на грани.

Мне очень хотелось уехать и получить новый опыт где-то вне острова, но я вернулась, как и многие другие молодые оркнейцы. Теперь я смотрю на свой дом по-новому и задумываюсь о том, не стоит ли мне присоединиться к тем, кто пытается спасти острова. Из Лондона Оркнейский архипелаг кажется мне воображаемым. Да и когда я приезжаю сюда, мне сложно поверить в то, что это и есть реальная жизнь. Без воображения тут никуда. Острова могли бы казаться тусклыми и унылыми, если бы в них не было своего особого очарования, вроде морских свиней, поднимающихся из воды, как Хезер-Блезер на взморье, так, что совсем чуть-чуть не хватает, чтобы дотянуться.

Как-то раз на прошлой неделе папа пошел проведать овцу, которую оставил рожать около часа назад. У нее должна была родиться тройня, и каково было его удивление, когда он обнаружил лишь одного ягненка! Папа не сразу осознал, что оставшиеся два – под ее брюхом. Овца задавила двух ягнят побольше насмерть, выжил только малыш. В тот же день крошечный ягненок начал испражняться кровью, и стало очевидно, что мать и на него наступила, каким-то непонятным, но ужасным образом повредив его внутренности, что в итоге и привело к его смерти. Было решено, что эта овца – плохая мать, и ей на шерсть нанесли спреем красный крест в знак того, что до следующего года ее не оставят.

Сезон рождения ягнят – лучшее время на ферме, но восхищение легко сменяется омерзением, а умиление – горечью: тут уж как повезет. Я решаю, раз уж я всё равно задержалась на Оркни до наступления весны, остаться еще на чуть-чуть и помочь папе с ягнятами. Отклики на вакансии в Лондоне, которые я рассылала с постепенно иссякающим энтузиазмом, остались без ответа, и я осознаю, что мне немного страшно возвращаться. Кажется, пребывание на острове, а точнее, на ферме помогло мне удержаться в безопасном состоянии трезвости. День за днем я отказывалась от алкоголя и в итоге продержалась без него более года, а когда-то и представить не могла, что такое возможно.

Я «заступаю на пост» рано утром, как это делала мама, когда они с папой были командой по родовспоможению, одеваюсь в темноте и иду в стойло. Сплю я на диванчике в фургоне. Папа свою смену отработал ночью; часа в четыре или пять утра он оставил мне записку, в которой рассказал о новых ягнятах и о том, на что надо обратить внимание. В загоне я ищу овец, которые родили за последние часы. Иногда приходится делить десять новорожденных между пятью запутавшимися мамашами и разводить их по отдельным загонам.

У нас около двухсот двадцати овец, и каждая в среднем может родить 1,8 ягненка. Большинство рожают сами, но некоторым бывает нужна помощь: например, вытащить большого ягненка, у которого застряла голова, или распутать переплетшиеся ножки двойни или тройни, – это меня в детстве иногда просил делать папа, потому что такую работу удобнее выполнять маленькими руками.

Каждый час я обхожу сарай и поле, обвожу глазами самые удаленные уголки, чтобы не пропустить признака начинающихся родов. Ищу овец, которые отошли от стада, которые лежат одни или ходят кругами, растерянно блея. Мучась родовыми спазмами, овцы выгибают спины, как оттянутые струны, прижимаются носами к балкам. Если овца не может родить в течение часа-двух, я бужу папу и зову его на помощь.