— Последнее время у меня проблемы с памятью, а в январе мне поставили диагноз — ранний Альцгеймер.

Часы на камине тикали так, как будто кто-то увеличил их громкость. Так они были слышны только в пустом доме. Том замер, не донеся до рта полную вилку фриттаты. Ей следовало подождать, пока он доест свой поздний завтрак.

— Они уверены, что это Альцгеймер? Ты получила повторное заключение? — спросил Том.

— Она прошла генетическое обследование. У нее мутация пресенилина-один, — сказал Джон.

— Аутосомно-доминантное наследование? — уточнил Том.

— Да.

Джон сообщил Тому больше, но только глазами.

— Что это значит? Папа, о чем ты ему сейчас сказал? — спросила Анна.

— Это значит, что у нас пятьдесят шансов из ста получить тот же диагноз, — сказал Том.

— А мой ребенок?

— Ты еще даже не беременна, — сказала Лидия.

— Анна, если у тебя есть мутация, то же будет и у твоих детей. У каждого твоего ребенка будет пятидесятипроцентная вероятность наследовать болезнь Альцгеймера, — сказала Элис.

— И что же нам делать? Надо пройти тесты? — спросила Анна.

— Можете пройти, — ответила Элис.

— О боже, что, если у меня это есть? Тогда и у моего ребенка будет, — сказала Анна.

— Вполне вероятно, что к тому времени, когда наши дети повзрослеют, нужное лекарство будет найдено, — предположил Том.

— Но не к тому времени, когда оно понадобится нам, это ты хочешь сказать? Значит, с моими детьми все будет в порядке, а я превращусь в зомби?

— Анна, хватит! — оборвал ее Джон.

Он побагровел и стиснул челюсти. Десять лет назад он бы отослал Анну в ее комнату, но сейчас только крепче сжал руку Элис и задергал ногой. Многое ему уже было не под силу.

— Извини, — сказала Анна.

— Есть вероятность, что к тому времени, когда вы достигнете моего возраста, уже разработают методы превентивного лечения. Это один из доводов в пользу того, чтобы вы прошли тесты. Если вы их пройдете, то сможете начать лечение до того, как проявятся симптомы, и, будем надеяться, никогда не заболеете, — сказала Элис.

— Мам, а какое лечение они предлагают сейчас? Для тебя? — спросила Лидия.

— Ну, они посадили меня на антиоксиданты, витамины, аспирин, статины и парочку нейротрансмиттеров.

— Это поможет остановить развитие болезни?

— Может быть, на какое-то время, на самом деле они не знают точно.

— А клинические исследования? — спросил Том.

— Я сейчас этим занимаюсь, — сказал Джон.

Он начал рассказывать о клиницистах и ученых Бостона, которые изучают этимологию болезни Альцгеймера. У них появились относительные перспективы в клинической терапии. Джон не был неврологом, он был биологом и занимался раковыми клетками, но ему было несложно понять, что пораженные клетки в другой системе могут впасть в состояние амока. Они с Томом разговаривали на одном языке: рецепторное связывание, фосфорилирование, транскрипционное регулирование, клатрин, секретаза. Принадлежность к Гарварду, как членский билет в элитный клуб, мгновенно располагала к Джону самые уважаемые умы бостонского научного сообщества, исследующего болезнь Альцгеймера. Если бы лучший способ лечения существовал или был на подходе, Джон нашел бы его для Элис.

— Но, мам, с виду у тебя все отлично. Должно быть, они действительно обнаружили это на очень ранней стадии. Я даже ничего такого не замечал, — сказал Том.

— Я замечала, — сказала Лидия. — Болезнь Альцгеймера я, конечно, не подозревала, но видела, что что-то не так.

— То есть?

— Например, иногда по телефону мама говорила какую-то несуразицу и часто повторялась. Или забывала, о чем я с ней говорила каких-то пять минут назад. И она забыла, как готовить рождественский пудинг.

— Как давно ты начала это замечать? — спросил Джон.

— Ну, год точно.

Сама Элис не могла проследить цепочку событий такой давности, но Лидии она верила. И еще она почувствовала, что Джон принижен.

— Если у меня это есть, я должна об этом знать. Я хочу пройти тесты. А вы, ребята? — спросила Анна.

— Я считаю, жить в неведении хуже, чем знать, пусть даже у меня это есть, — ответил Том.

Лидия закрыла глаза. Все ждали. Элис даже пришла в голову абсурдная мысль, что ее дочь снова начала учить роль или заснула. После неловкой паузы Лидия открыла глаза и сообщила о своем решении:

— Я знать не хочу.

Она всегда все делала не так, как все.

В Уильям-Джеймс-Холле было на удивление тихо. Обычная болтовня студентов, вопросы, споры, шутки, жалобы, похвальба, флирт — все стихло. Подготовка к весенней сессии стремительно загоняла студентов в их комнаты в общежитии и в библиотечные залы, но она должна была начаться только через неделю. По расписанию многие студенты, изучавшие когнитивную психологию, должны были провести один день в Чарлз-тауне, исследуя функциональное отображение магнитного резонанса. Возможно, это был именно такой день.

Какой бы ни была причина, Элис обрадовалась возможности спокойно поработать. По пути в офис она решила не заходить в кафе «У Джерри» и теперь жалела об этом. Кофеин пошел бы ей на пользу. Она просмотрела статьи в «Лингвистике джорнал», сравнила результаты последних экзаменов, ответила на письма. И все это время ей не помешали ни стук в дверь, ни телефонный звонок.

Элис так и забыла зайти в кафе, но поняла это, только когда оказалась дома. Чаю по-прежнему хотелось, поэтому она прошла в кухню и поставила чайник на плиту. Часы на микроволновке показывали четыре двадцать две утра.

Она посмотрела в окно и увидела в черном стекле свое отражение. На ней была ночная рубашка.

Привет, мам!

ЭКО не помогло. Я не беременна. Это меня расстроило, но не так, как я предполагала (а Чарли, кажется, даже рад). Будем надеяться, что другой тест тоже окажется отрицательным. Визит назначен на завтра. Мы с Томом сразу к вам заедем и сообщим о результатах.

Люблю,

Анна.

По расчетам Элис, они должны были приехать около часа назад, и их шансы на отрицательный результат уменьшались с каждой минутой ожидания. Если бы все было в порядке, визит был бы коротким — «у вас все прекрасно» и «спасибо вам большое» — и на выход. Может быть, Стефани сегодня задержалась. Может, Анна и Том провели в комнате ожидания больше времени, чем мысленно отвела им Элис.

Шансы уменьшились до бесконечно малых величин, когда они вошли наконец в дом. Если бы тесты ничего не показали, они бы сообщили об этом с порога или это было бы заметно по их возбужденным радостным лицам. Но они сумели как ни в чем не бывало пройти в гостиную, оттягивая решающий момент, когда придется сообщить ужасную правду, которую они, несомненно, уже знали.