к ней сам и скажет, что врачи преувеличили, он прекрасно себя чувствует, подумаешь, пара царапин или пусть даже несложный перелом, и вообще он ужасно голодный, и им пора домой. Лидия Сергеевна еще не видела сына после аварии, в реанимацию ее не пускали, поэтому она отказывалась понимать, что произошло.

Только вчера утром она отправила Сергея на тренировку, отругала, что он совсем не помогает ей на участке, ведь пора сажать картошку, а он не отрывается от своего мотоцикла. Сказала ревниво, хотя успехами сына гордилась, с любовью собирала все вырезки из газет о его победах и не пропускала ни одного репортажа с гонок, если только показывали по местному телевидению. А потом позвонил Тимур и попросил срочно приехать, сообщил только, что произошла авария, а больше ничего не объяснил и сразу повесил трубку.

Тимур встретил ее в приемном покое, грязный, в гоночной форме. В вестибюле столпилась вся команда с тренером.

– Что, что с Сережей?! Он ранен?!

– Лидия Сергеевна, мы толком не знаем, что случилось.

– Мотоцикл Сергея вылетел с трассы, Тимур шел за ним и первый оказался на месте аварии.

Только тогда Лидия Сергеевна увидела, что комбинезон Тимура покрыт красными пятнами, и грузно осела на пол. Тренер едва успел ее подхватить, подбежала медсестра с нашатырным спиртом.

А потом вышел врач.

– Он жив?! – метнулась к нему Лидия Сергеевна.

– Да, он жив, но без сознания. У него тяжелая черепно-мозговая травма. Видимо, от удара слетел шлем, и ваш сын виском ударился о дерево. Множественные переломы ребер, возможно, внутренние кровотечения. Уже едет из области нейрохирург. Будем надеяться. Организм молодой. Извините, я должен идти. Нет, к нему пока нельзя.

С этого момента Лидия Сергеевна приросла к стулу в приемном покое, боялась отойти даже в туалет. Дежурная медсестра время от времени приносила ей чай.

Слез не было. Заплакала Лидия Сергеевна только тогда, когда ей сказали, что опасность для жизни миновала и сын будет жить.

* * *

А потом потянулась череда восстановительных операций, когда собирали по частям ногу, потом реабилитация. Сергей заново учился ходить, говорить, долго никого не узнавал. Врач говорил, ретроградная амнезия, так бывает. Речь оставалась бессвязной, но Сергей все время порывался что-то сказать, вглядываясь внимательно в лицо матери. Потом безнадежно махал здоровой рукой и отворачивался. Пытался что-то написать, но пальцы не слушались и выходили каракули. Только через несколько месяцев он сумел более-менее внятно произнести:

– Мама, не слы-ы-ышу…

Потом прогресс пошел быстрее, Сергей много занимался с логопедом, надеялись, что слух вернется, возили к специалистам в Москву. Он уже сам легко объяснялся, в основном громко выговаривая слова, всматриваясь в лицо собеседника.

Через год надежда на полное восстановление слуха пропала окончательно. Но Сергей жил вполне полноценной жизнью, уже уверенно ходил с палочкой, без костылей, и только немного прихрамывал.

Друзья брали его на стадион, он проверял мотоциклы, потом долго сидел на трибуне, наблюдая за тренировкой. Его даже оформили механиком, хотя у него и была первая группа инвалидности. Сергей, конечно, скучал по мотокроссу и гулу мотора, но больше всего он хотел услышать жужжание пчел над кустом шиповника, ночной стук дождя по оконному стеклу.

Он больше не слышал зудящий звон комара, только ощущал укус и видел, как наливается красный бугорок на коже. Сергей не верил, что это он оглох. Нет – это просто после аварии онемел мир вокруг него.

Иногда через глухую стену прорывался чей-то громкий голос, сирена пожарной машины, но в основном его окружала тишина, та самая мертвая звенящая тишина, о которой он когда-то мечтал после дня, проведенного на шумном стадионе. Теперь он мог насладиться одиночеством в толпе, он видел открывающиеся рты, научился распознавать слова по губам, если только произносили их не очень быстро. Он не разучился говорить, все-таки глухота настигла его уже в зрелом возрасте. Но говорил очень громко, как и все глухие. После того как несколько раз незнакомые люди вздрогнули от его голоса, он предпочитал молчать.

Однажды Сергей, по обыкновению, сидел на скамейке, глядя, как тренируются его бывшие товарищи по команде. И вдруг почувствовал, что в ладонь ткнулось что-то влажное и холодное.

Рядом сидел пес. Сергей часто видел его раньше на проходной – это была собака сторожа, который жил в подсобке, прямо на стадионе. Сергей никогда не видел пса на трибуне. То ли не пускали из соображений безопасности, то ли пес, как и все животные, не любил шума и треска мотоциклетных моторов. Самое удивительное, что Сергей то ли не знал, то ли не мог вспомнить имя собаки.

Оглянулся – рядом никого не было. Потрепал собаку по загривку и, тщательно выговаривая слова, спросил:

– Как тебя зовут?

Пес чуть наклонил голову, вглядываясь в лицо Сергея.

– Как тебя зовут? – повторил тот, просто чтобы понять: говорит он, или ему только кажется.

Так или иначе губы складывались и растягивались, как положено, и вытягивались в трубочку на букве «У».

Непонятно, на что Сергей рассчитывал – что собака ему ответит? Рекс или Джек? Он сам улыбнулся своей глупости, но говорить было непривычно и приятно.

– Пойдем отсюда, тут, наверное, тебе шумно! – сказал Сергей и поднялся. Пес послушно двинулся следом.

Дома он в первый раз за все время поздоровался с Лидией Сергеевной не молчаливым кивком, а громко и более-менее внятно сказал:

– Здравствуй, мама!

Так в жизни Сергея появился собеседник. Сергей стал подолгу разговаривать с собакой – людей он по-прежнему стеснялся, но понимал, что речь надо разрабатывать.

Более того, невропатолог написал в карточке, что чем больше он говорит, тем больше шансов на частичное восстановление слуха. Потом медленно, глядя прямо ему в лицо, произнося каждое слово отдельно, врач повторил:

– Вы же понимаете по губам, значит, можете вести простую беседу. Центры речи, зрения и слуха в мозгу связаны. Вы смотрите на предметы, называете их, а значит, посылаете сигнал и в слуховой центр. Мозг – это очень сложная система, в ней все взаимосвязано.

Только с собакой Сергей мог вести долгие односторонние беседы. Уверенный, что шум мотоциклов на стадионе заглушает его громкий голос, он даже не смущался. Дома Сергей работал перед зеркалом: тщательно тренировал движения губ, произнося разные буквы. Но, если зеркало только запотевало от его дыхания, пес выразительно реагировал на его слова: то поднимал брови домиком, то дразнился, в улыбке обнажая клыки. Было совсем не обидно, а даже весело. Оба они пыхтели с высунутыми языками, только у собаки еще и капала на землю слюна.

У Сергея