Собравшийся генералитет оставался в Жолкве довольно долго — ждали Петра. В посланных к нему нескольких письмах Меншикова, подписанных, однако, всеми, настойчиво проводится мысль, что его присутствие необходимо, причем письма писались, можно сказать, в его стиле: «…паки прошу, чтобы ваша милость, не замешкав, к нам изволили быть»; «для Бога, государь, изволь, как скоро возможно, к нам поспешать»{203}. Петр приехал в Жолкву в конце декабря. На генеральном совете был выработан план кампании на 1707 год. Основной вопрос заключался в том, где должны быть сосредоточены войска, чтобы загородить неприятелю пути вторжения в Россию. Решено было до выхода шведов из Саксонии оставаться в Польше; но в таком случае вставал вопрос о «генеральной баталии»: следует ее дать неприятелю в Польше, или, отступив, в своих границах. На это в «Гистории Свейской войны», составленной при непосредственном участии Петра, читаем следующее: «Положено, чтоб в Польше не давать: понеже, ежели б какое несчастие учинилось, то бы трудно иметь ретираду (отступление); и для того положено дать баталию при своих границах, когда того необходимая нужда требовать будет; а в Польше на переправах, и партиями, так же оголожением провианта и фуража, томить неприятеля…»{204}. В этих словах точно и ясно сформулирована идея, легшая в основу тактики войны вплоть до Полтавы. По словам историка Миллера, первого издателя писем Петра Великого к Шереметеву, предание повествует, что таково было мнение, которое предложил фельдмаршал «яко глава военного совета», и что совет «всеми, при том бывшими, и самим государем за благо принят»{205}.

В это время Петр считал наиболее вероятным, что вторжение шведов пойдет через Украину, а потому Шереметев с главными силами должен был находиться «для управления дел» в Остроге и держать свой «корпус» в полной готовности: «Для Бога, извольте иметь прилежание, — писал ему Петр 28 января 1707 года, — дабы полки были готовы к весне и могли бы без нужды ходить, куды случай позовет, чтоб лошади и телеги были удобныя и довольно також и в протчих омунициях»{206}. Но прежде всего, конечно, как гласил царский указ от 19 июня 1707 года, фельдмаршал должен был «приложить свой труд» в заготовлении провианта. Также, предусматривая в зависимости от направления неприятельского вторжения возможность передвижения армии к северу, Петр предписывал устроить продовольственные магазины в Мозыре, Слуцке и Минске{207}.

В марте полномочия Шереметева были распространены на пополнение состава офицеров и солдат в полках и вообще «на всякие учреждении и приготовлении», что ранее брал на себя царь, а теперь «ради своего недосугу, — объяснял он Борису Петровичу, — полагаюсь и спрашивать буду на вас, в чем, для Бога, как возможно, труд свой приложите»{208}.

Так определился круг неотложных дел, которыми фельдмаршал был занят в течение первой половины 1707 года. В особенности нелегкой задачей был сбор провианта. Когда объявлен был царский указ, чтобы поляки «хлеб продавали поводьно, за что обещаны им деньги, никто, — доносил фельдмаршал, — не явился и не продают»{209}. Пришлось описать в Волынском воеводстве весь хлеб у шляхты.

Немало неприятностей причинил ему в этом деле специально присланный Петром для сбора провианта М. Г. Ромодановский, заведовавший Провиантским приказом. «Зело князь Рамадановскай оплошно провиянт збират и ничево у нево в зборе нет, — описывал Борис Петрович деятельность Ромодановского своему приятелю Я. В. Брюсу, — заехал в Дубну и живет адин: что хочет — делает, не толька имеет удовольство, и несколька десеть (десятков. — А. З.) бочок и венгерскова есть, и многих паграбил: платья и лошади, и фанты[8], и кареты, и возники, и к Москве послал. А мне — великая дакука и жалоба…»{210}. Но не только Ромодановский позволил себе насилие. Фельдмаршалу известно стало через сына, что артиллеристы Брюса дорогой в походе «деревни… многие разорили… и мужиков разогнали…»{211}, и он потребовал от начальников артиллерии применения строгих мер в том случае, «ежели кто учинит озлобление или обиду… обывателям»{212}. Впрочем, несмотря на все трудности, фельдмаршал справился с задачей.

Шереметеву были известны злоупотребления офицерского состава. Тому же Брюсу он предписывал «нетяглых» волов, предназначенных в пищу, «роздать поротно, дабы какой от афицеров солдатом не было показано обиды»{213}. Следил фельдмаршал и за тем, чтобы в распределении квартир и фуража соблюдалась «ровность». Тут бывали злоупотребления со стороны высших офицеров, которые, кроме полагающихся им по чину квартир, захватывали еще квартиры по должности, а младшие офицеры и солдаты вынуждены были существовать в страшной тесноте. Наконец, сохранилось предписание фельдмаршала, что в караулы надлежит ставить людей только «разве самой крайней нужды», а вовсе не затем, чтобы «церемонию исполняти» и что надо думать о том, как бы «от таких излишних караулов салдат во отехчение б не привести»{214}.

В августе царь приехал в Варшаву, чтобы отсюда наблюдать за движением шведов. Все более вероятным становилось движение их на север. В результате 6 августа последовал указ Шереметеву — все оставшиеся у него полки, за исключением трех, двинуть к Слуцку{215}, а самому «поспешать» в Варшаву. По-видимому, фельдмаршал уже излечился от медлительности: «…бреду к вам, премилостивейшему государю, нигде не медля, почтою, — писал он с дороги царю, — и полк свой драгунский я объехал»{216}. 20 августа Петр передал Шереметеву в Варшаве «пункты», которые должны были составить для него программу действий на ближайшее время.

Петр, видимо, ждал с часу на час известий о неприятеле, чтобы сделать окончательное распоряжение: «…извольте, конечно, — писал он фельдмаршалу 12 сентября, — в такой готовности быть, чтобы по другому письму мог в половину дни собратца и выступить в поход немедленно и быть в Минск»{217}. 14 сентября Шереметеву был послан с поручиком Преображенского полка Бибиковым окончательный указ о выступлении из Слуцка, но в вопросе о конечном пункте движения Петр, отступая от предыдущих указов, уже допускал для фельдмаршала выбор: «…изволь со всем войском и алтилериею итить к Минску или Борисову…»{218}, та же альтернатива подтверждалась еще раз письмом от 18 сентября «итти вам к Минску или к Борисову»{219}.

Итак, Минск или Борисов — в этих пределах как будто была оставлена фельдмаршалу свобода выбора, оба пункта санкционировались указами в одинаковой мере. По особым соображениям фельдмаршал выбрал Борисов, и из его письма царю из Слуцка от 22 сентября узнаем, что нескольким полкам он уже велел идти в Борисов, «не займуя Минска». «И я з двумя полками, отправя пушки, — читаем далее, — по указу