С канарейкой случился несчастный случай, который вдохновил Эми на написание песни «October Song», также вышедшей на пластинке Frank. Она купила ее незадолго до переезда на Леопольд-роуд и держала на прикроватном столике в винтажной клетке с рынка в Кэмдене. Кое-что об Эми: она обожала птиц и животных, но вот ухаживать за ними не умела. Хомяк Пенфолд, которого она так сильно просила, постоянно летал с лестницы, всеми силами хватаясь за свое колесо, которое прыгало со ступеньки на ступеньку; таким же способом она чуть не убила хомяка своего друга Майкла. Эми обожала свою канарейку по имени Ава – в честь гламурной актрисы 1940-х Авы Гарднер. Однако Эми не знала, что Ава начинает петь сразу же после восхода солнца. «Щебет – это их природа, Эми», – объясняла я каждый раз, когда она звонила мне, взбешенная трелью птицы.

Она часто выпускала Аву из клетки, чтобы та полетала по комнате, а вот своевременное кормление питомца не входило в список главных приоритетов Эми. «Мам, мне кажется, с Авой что-то не так», – сказала она однажды. Через неделю я проснулась от утреннего звонка: «Мам… мне кажется, Ава умерла. Можешь приехать?» Ава точно была мертва: Эми нашла ее под диваном, твердую, как доска. Несчастная канарейка. Она и знать и не знала, что от момента, когда Эми ее приметила, и до смерти у нее будет всего несколько недель. Когда я пришла к Эми в квартиру, она уже достала черную коробку от солнечных очков Chanel. Внутри лежало ярко-желтое тельце Авы. Если честно, мне было сложно сохранять скорбную физиономию, но Эми настояла на том, чтобы я помогла ей с похоронами. Неподалеку, в Хайгейт-Вудс, был уединенный лесок. С помощью совка Эми раскопала прямоугольную ямку, и я опустила в нее коробку с птицей. Закапывая могилку землей, Эми напевала припев из «Lullaby Of Birdland».

Как бы сильно Эми не раздражала, иногда было невозможно ее не простить. Она могла быть очень милой и заботливой – пусть и странно это выражала.

К декабрю Эми официально заключила договор с Universal-Island Records Ltd, поработала с авторами песен Мэттом Роу и Стефаном Скарбеком в Мейфэр Студиос в Примроуз-Хилл и накопила достаточно песен для альбома. Только непонятно, сколько времени Эми потратила непосредственно на запись. Ник Шимански говорил, что единственным способом заставить Эми писать песни был звонок в студию со словами, что они едут туда с Ником Годвином. Эми тут же бралась за работу и волшебным образом что-нибудь сочиняла. Она притворялась, что потратила на песню кучу времени, хотя придумывала ее за минуту.

Несмотря на то что Эми много времени проводила в студии, действительно продуктивными были всего минут 20. В отличие от своих поздних, более серьезных песен, в то время она писала легкие, шутливые тексты. Одна песня называлась «Я обезьяна, а не мальчик». Она была о любившем кривляться мальчишке, который учился с ней в начальной школе Осиджа. Она много времени проводила в поисках вдохновения в музыкальных секонд-хендах Кэмдена. Однажды вместо студии она пошла в Лондонский зоопарк. Это тоже было частью ее работы. Она писала настолько автобиографично, что сама жизнь была для нее вдохновением. Но на Эми все-таки давили из Brilliant 19, требуя более серьезного материала, да и сама она тоже этого хотела. Она стремилась быть на уровне с джазовыми идолами, на песнях которых выросла.

На Universal-Island Ltd Эми подписал тучный Даркус Бис. Ее сразу же представили Салааму Реми – продюсеру из Майами, который проработал с ней целый год перед выходом Frank. Встреча с Салаамом в EMI Publishing, которую устроил Гай Мут, прошла отлично, потому что Эми обожала пластинку Лизы «Left Eye» Лопес, которую спродюсировал Реми.

Оказалось, что Даркус с самого начала подметил Эми. Он разглядел в ней долгоиграющего артиста, а не «чудо одного хита» («чудо пяти хитов», как шутила Эми). Ник Годвин привел ее в офис лейбла, чтобы она спела перед несколькими боссами. Запись того выступления сохранилась – Эми сидит на кожаном диване и выглядит совершенно спокойной. Ее исполнение джазового стандарта «There Is No Greater Love» поражает. После ее смерти мы начали использовать этот трек для продвижения работы Фонда Эми Уайнхаус. В том нашем клипе появились многие подростки, которым фонд начал помогать и помогает по сей день. В самом конце ролика включается запись выступления Эми в офисе Island Records, каждый раз поражая зрителей.

Эми предстояло подписать контракт 23 декабря 2002 года – в последний рабочий день перед Рождеством. Brilliant 19 прислали за ней такси, а Ник Годвин и другие управляющие ожидали ее в офисе Island. Она, конечно, опоздала. Когда она наконец позвонила, то сказала: «Я здесь, я здесь, я в издательской компании». Нику пришлось объяснить ей, что она уже подписала издательский контракт в апреле, что теперь ей нужно подписать контракт на запись и она приехала не в тот офис.

Я не знаю почему, но Эми не хотела ничего подписывать. Она мечтала о контракте столько времени, но не особо хотела связывать себя обязательствами. Я всегда считала, что она боялась успеха. А подпись на бумажке уже означала успех. Не к чему было бы больше стремиться, считала Эми. Обычно все ее отвергали, а теперь ей внезапно говорили: «Мы принимаем тебя. Мы думаем, что ты особенная». Ей было страшно, потому что она, наверное, не считала себя особенной. Эми как специально вставляла себе палки в колеса. Если что-то казалось ей простым – она это усложняла.

Эми заключила контракт с Island на 250 000 фунтов. Прежде чем она получила аванс на 83 000 фунтов, мы с Митчеллом учредили компанию Cherry Westfield Ltd, названную в честь любимой гитары Эми от Westfield, о которой поется в песне «Cherry».

После Нового года Эми поехала в Майами для работы с Салаамом. Я была очень рада за нее – все, ради чего она трудилась, окупалось. Она была без ума от мысли, что проведет в Майами целый месяц. Стечение обстоятельств или судьба, но после 9/11 Салаам перенес свою студию в наше любимое с Эми место. Казалось, ее жизнь повторяет мою. Может быть, Эми наконец уяснила мою фразу «твоя жизнь – в твоих руках». В путешествие с ней отправились Тайлер Джеймс, который по совпадению оказался в Майами, и Ник Шимански, который прилетел с ней из Лондона. И где же они остановились? На Коллинз-авеню – в том самом месте, где моя тетя распахнула двери перед девятнадцатилетней, стоящей с чемоданом в руках и плевавшей на все мною.

Эми жила в полностью оплаченном для нее ар-деко-отеле Raleigh, и они с Салаамом сразу же нашли общий язык. Я встречалась с ним всего пару раз – он очень добрый здоровяк. Он продюсировал хип-хоп-артиста Nas’a, кумира Эми. Поэтому она уважала Салаама, как и второго продюсера Frank Гордона Уильямса, жившего в Нью-Джерси и работавшего с Аретой Франклин и Уитни Хьюстон.

В конце своей поездки Эми даже удалось увидеться с моей двоюродной сестрой Джоан в Бока-Ратоне. Они всю неделю обсуждали предстоящую встречу, и однажды в полночь Эми и Ник наконец-то приехали, взяв такси из центра за 100$. На следующий день Джоан повела их в торговый центр. Ник ходил за покупками в одиночестве, а Джоан и Эми закупались одеждой в Macy’s и Victoria’s Secret. Джоан рассказала мне, что не узнала Эми – стройную девятнадцатилетнюю девушку с сияющими глазами и кудрявыми волосами, покупающую откровенное нижнее белье. В глазах тети Эми все еще была маленькой девочкой, плескающейся в бассейне. После смерти Эми я выслала Джоан фотографию Эми и Ника из той поездки. На ней они замерли в раздумьях посреди магазина сладостей, а Эми решает, какой мармелад лучше привезти домой. Ее братья и сестры из Америки все время привозили нам мармеладки, и Эми хотела продолжить традицию. Не помню, доехал ли подарок до меня, учитывая любовь Эми к сладкому.