Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Организацию поездки связника к Вишневскому с предварительным уведомлением его о схеме всей операции Богомолец взял на себя. Когда он впервые доложил Гибсону о документах наркома Бубнова, похищенных Малоштаном из секретной части его ведомства, тот сразу же заинтересовался этим. Будучи опытным разведчиком, он направлял в штаб-квартиру немало информации по различным аспектам внутреннего положения СССР и его внешней политики. Но это делали и многие другие офицеры Интеллидженс сервис. Наверное, подобные сообщения московская резидентура СИС посылала в большом количестве и постоянно. А здесь речь идет о подлинных документах ВСНХ и РВС, что гораздо важнее. Несомненно, его отметят. Конечно, заслуг в их получении у него нет, но и вывезти их из СССР дело нешуточное.
Казалось бы, чего проще: познакомить владельца документов, возможно даже с участием третьего лица, с офицером СИС, работающим в Москве, и диппочтой спокойно переслать все в Лондон. Однако, надо полагать, после пропажи папки с секретными бумагами и исчезновением Малоштана ОГПУ трясло всех его родственников. Где гарантия, что кто-либо из них не раскололся и вся эта возня не идет под колпаком советской контрразведки? А если офицера СИС с дипломатическим паспортом поймают с поличным при получении секретных правительственных документов, то крупного скандала не избежать. Вести разведку — дело тонкое, а в России особенно. За одно и то же, в зависимости от финального результата, можно получить награду или отставку. Это тот случай, когда риск не оправдан. Московскую резидентуру службы впутывать в это дело не следует. Пусть повертится Богомолец, ему, слава богу, платят за это деньги, и, надо сказать, немалые. К тому же благодаря ходатайству его, Гибсона, и отмечая многолетнее добросовестное сотрудничество с СИС, Богомольцу выправили британский паспорт, хотя он и не является подданным Великобритании.
Получить документы, размышлял Гибсон, надо. Пройдут годы, и когда-нибудь он вместе со своими коллегами на заслуженном отдыхе будет вспоминать дни минувшие. Не станешь ведь хвастать тем, что вот он тогда-то и тогда-то направлял толковую информацию в свой центр о золотом запасе России или смысле кадровых перестановок в НКИДе — русском Форин Оффис. Этим никого не удивишь ни сейчас, ни в будущем. Такой работой занимается любой резидент, исписывающий за свою карьеру тысячи страниц телеграфных и почтовых сообщений, которых с лихвой хватило бы для любой диссертации. А вот заполучить секретные документы из портфеля министра — такое удается не каждому.
При встрече с Лаго в Париже на пути из Лондона к своему месту службы в Риге Гибсон решил начать именно с этого вопроса, чтобы русский понял важность дела.
Будучи в штаб-квартире британской разведки, Гибсон зашел к аналитикам советского отдела. Они проявили интерес к содержанию портфеля Бубнова. Как человек, давно занимающийся Россией, Гибсон знал, конечно, что Бубнов со своим дореволюционным стажем был достаточно заметной фигурой в партийном руководстве. Его избрали в состав Политбюро ЦК за две недели до октябрьского выступления большевиков. Это само по себе о чем-то говорит, как, впрочем, и его последующие партийные и государственный посты в Москве и на Украине. Но, вероятно, основное то, что Бубнов почти восемь лет был начальником Главного политического управления Красной армии и членом Реввоенсовета. В таком качестве он принимал непосредственное участие в военном строительстве и решении других вопросов обороноспособности страны. Правда, два года назад, в 1929 году, Андрея Сергеевича удалили с кремлевского олимпа и перевели на относительно малозаметную должность наркома просвещения РСФСР. Но это не меняет того обстоятельства, что в распоряжении Бубнова могли быть документы, представляющие интерес для Интеллидженс сервис, и не столько в информационном плане, сколько в других аспектах.
Коллеги Гибсона, когда он обратился к ним за консультацией, покопавшись в своих «файлах», привлекли его внимание к тому, что Бубнов помимо тех высоких постов, которые он занимал в партийном и государственном аппарате, постоянно фигурировал как участник разного рода оппозиционных группировок. Оказалось, что он примыкал к так называемым левым коммунистам, потом был сторонником внутрипартийной группы «демократического централизма», а затем участником троцкистской оппозиции. Под «прикрытием» такой политической биографии можно многое сделать, тем более что среди его документов могут найтись какие-то записи личного свойства. А это вполне допустимо, ведь он если не идеолог, то по меньшей мере один из первых крупных историков партии. Выяснилось, что предусмотрительные работники штаб-квартиры уже поинтересовались в посольстве, что было написано Бубновым в последнее время. Его перу принадлежат солидные исследования по истории большевизма. Их запросили: может быть, пригодятся в случае составления нужных документов. Словом, все говорит о том, что на Богомольца следует поднажать.
Вишневский тем временем получил инструкцию, отработанную с участием Малоштана. Вишневский должен передать письмо Малоштана его жене и договориться с ней о деталях доставки ему документов. Вишневскому надо сесть в трамвай № 9 около Сухаревой башни и доехать до конечной остановки, где расположен студенческий городок. Во втором корпусе находится канцелярия. Здесь он и найдет жену Малоштана, передаст ей письмо мужа и 200 рублей. Она должна поехать в Ворожбу и привезти оттуда пакет. Надо условиться о новой встрече после ее возвращения.
Лаго известил Богомольца, что Вишневский поручение исполнил, связался с указанной персоной, передал деньги и она выехала к отцу Малоштана. Недели через три от Вишневского пришло сообщение о том, что все документы у него на руках. Лаго немедленно послал уведомление об этом Богомольцу и одновременно стал советоваться с Беседовским, как лучше организовать вывоз документов. Богомольцу он написал, что все это мероприятие не его личное дело, а в значительной степени Беседовского, который и ставит некоторые условия.
Наконец договорились, что Лаго пишет письмо Вишневскому, в котором подробно объясняет, как тому следует поступить, и сообщает о прибытии к нему в ближайшее время связника, ему-то и нужно вручить документы. О точной дате приезда связника в Москву Богомолец Лаго не сообщает. Он пока еще не привык работать с ним в таком тесном контакте. Обо всех своих переговорах с Богомольцем Лаго своевременно информирует Центр.
Неожиданно через несколько дней Лаго получает от Богомольца тревожное письмо о том, что его связник исчез после перехода границы. Богомолец уверен, что связник погиб, у него есть основания так думать, подробности сообщит при личной встрече. Контрольная явка в Минске не провалена, человек туда не пришел. Он получил известие от содержателя явочной квартиры, своего старого и надежного агента. Следовательно, и за безопасность Вишневского нет оснований беспокоиться.
Лаго получает из Центра инструкции в отношении линии поведения с Богомольцем. В личном разговоре он должен высказать ему недовольство тем, что тот сразу не сообщил о связнике, поскольку он, Лаю, очень беспокоится за безопасность Вишневского. Лаго не настаивает на том, чтобы послать второго связника, но выражает сожаление, что дело не доведено до конца. Новые кандидатуры не предлагает, потому что это может вызвать подозрение.