Так что мы переключили внимание на танкер, чьи орудия молчали.

Проблема нанесения удара по зигзагообразно двигающемуся судну в лучшем случае трудна, но, если вам приходится стрелять из кормовых аппаратов, она становится почти абсурдной. В течение полутора часов мы разыграли все как по нотам, даже заход ему в тыл, маневр, который не удался, потому что, когда мы попытались на большой скорости двигаться в обратном направлении, руль был положен слишком резко и мы пошли по кругу. Маш не был обескуражен. Сосредоточенно всматриваясь в темноту, он решил, что уловил систему зигзага танкера.

Теперь танкер делал зигзаг по правому углу, и Маш держался прямо по его курсу. Танкер повернул на 90 градусов. Было очевидно, что в следующие несколько минут он пойдет назад зигзагом под углом 90 градусов влево, а мы пойдем параллельно и на расстоянии в милю. Мы немного снизили скорость лодки, взяли лево на борт и выстрелили в него из двух кормовых аппаратов с дистанции 1850 ярдов.

Вторая торпеда попала ему прямо в середину кормы и расколола надвое. Танкер затонул почти мгновенно.

Теперь уже три судна были пущены на дно и одно оставалось на плаву – подбитое грузовое судно, которое удирало от нас с раннего утра. Мы теперь уже двенадцать часов были в работе, а разрушение – очень тяжелая работа, и у нас оставались только две торпеды. Но еще до того, как танкер был подбит, Маш приказал изменить курс и двигаться за грузовым судном.

Изменение курса дало нам возможность оценить размеры большого танкера, пока он тонул. Он был громадным – длиной пятьсот футов.

Мы могли это точно определить по сфере, которую корпус танкера заполнил в окулярах бинокля, когда мы проходили на расстоянии в 1250 ярдов, как раз перед тем, как он ушел под воду.

В то время как Маш, стоя на мостике, безжалостно преследовал свою добычу, команда управления огнем в боевой рубке получала все больше и больше информации. Мы слишком долго находились на боевых позициях, чтобы поступать иначе. В спокойные минуты мы погружаемся, чтобы выпить кофе. Пока с мостика вниз выкрикивали пеленги, Роджер вносил небольшие коррективы в данные вычислительного устройства, но мы занимались немножко другим. Расчеты возлагались на механический мозг, встроенный в вычислительное устройство. Кормовые торпеды были готовы к залпу уже так давно, что никто в команде управления огнем не был уверен, находится ли кто-нибудь в кормовом торпедном отсеке. Нужные рубильники были включены, и в целом мы знали, что расстояние до поврежденного судна достаточно большое. Помимо этого, мы не хотели вмешиваться в дуэль Маша с капитаном судна.

У нашего командира был достойный противник, побывавший во многих сражениях. Уходя от преследования, он вел огонь, и то, что снаряды ложились теперь рядом с нами в условиях темноты, не оставляло сомнений – действовал блестящий орудийный расчет. Маш с мостика изрыгал проклятия в темноту ночи, пока падали снаряды. Наконец один из них поразил нашу лодку.

Это сбивало с толку. У них был беспламенный порох, превосходивший тот, который в то время был у нас; первым признаком того, что они пристрелялись, было попадание снаряда почти по мостику. Мы услышали, как он срикошетил от боевой рубки и пролетел над головой Маша. Командир нырнул в люк в восхищении действиями команды грузового судна, и мы погрузились. То, что подбитое судно смогло устроить охоту на подводную лодку, притом подлодку Маша, да еще среди безлунной ночи, стало еще одним свидетельством того, до какой степени отважным оно было.

В вооруженном столкновении нет места сантиментам. Геройски вел себя противник или нет, но он был врагом, и наша задача состояла в том, чтобы его потопить. В последующие годы мы, может быть, вспомнили бы этого капитана и пожелали, почти беспристрастно, чтобы ему удалось спастись. Но в эту ночь нашей задачей было выследить его и выждать, пока он совершит роковую ошибку. И наконец он ее совершил.

Это произошло из-за того, что неожиданное обещание подмоги сбило его с толку. Все это время он в отчаянии шел зигзагами по слишком переменчивой схеме для того, чтобы мы могли ее понять, когда вдруг луч прожектора пронзил темноту неба. Он пришел издалека, от самого горизонта, но даже с такого расстояния был мощным и ярким и осветил водное пространство с уверенностью верховного владыки. Эсминец, в этом не было никакого сомнения, шел на помощь. И при виде этого светлого луча надежды в небе капитан грузового корабля совершил первую за весь этот длинный день, но смертельную ошибку. Он прекратил зигзагообразные маневрирования и двинулся прямо навстречу прожектору.

Как бы быстро он ни поворачивал, Маш оказался проворнее. Увидев свет, он мгновенно направил «Уаху» прямо на него, надеясь на опрометчивость покалеченного судна. И в результате этих двух решений, принятых быстро и бесповоротно двумя людьми, не видевшими друг друга в темноте океана, гибель одного из них была предрешена.

«Уаху» выиграла гонку, оказавшись между светом прожектора и целью, затем отвернув от курса, направляя свои кормовые аппараты прямо на трассу, на которую должен выйти грузовой корабль. Через три минуты после того, как мы остановились, Маш дал команду выстрелить нашими последними торпедами.

Финал застал команду управления огнем врасплох. Боевая рубка была пуста, если не считать меня и Роджера, когда Маш выкрикнул команду: «Пли!» Мы удивленно переглянулись. Роджер вскочил, ударил по кнопке выстрела, произвел манипуляции рубильниками, выждал и вновь ударил по кнопке. К некоторому нашему удивлению, мы почувствовали, что лодка вздрогнула, и поняли, что вышли две торпеды.

Это был момент, которого я никогда не забуду. Мы слишком устали для того, чтобы обращать внимание на то, что произошло, дистанция была велика, и расчеты не слишком точны. Кроме того, нам и так все время везло в этот день. Пока мы ждали, я достал пачку сигарет и предложил Роджеру. Он взял одну. Секунды шли одна за другой, и никакого звука не было слышно снаружи на воде. Я взял сигарету, достал спичку и зажег сигарету Роджера и свою. Затем я выпустил дым и заговорил с формальной серьезностью.

– Лейтенант Пейн, – сказал я, – если хотя бы одна из этих торпед попадет в цель, я поцелую вам руку.

Бу-ум!

Бу-ум!

На мостике, возбужденный своей окончательной победой над врагом, в которого нужно было попасть четыре раза, три раза выходя в атаку, Маш пропустил самую необычную церемонию, когда-либо разыгрывавшуюся в боевой рубке могучей «Уаху».

Эскорт, чье опоздание повлекло за собой уничтожение покалеченного судна, шел к нам, вспенивая волны за горизонтом. Если бы даже одна торпеда оставалась на борту «Уаху», Маш, несомненно, «передернул бы затвор» и стал маневрировать для выстрела. Но теперь мы фактически были безвредны, без вооружения, если не считать палубных пушек и стрелкового оружия, и даже наш задира капитан был удовлетворен – по крайней мере, в то время нам так казалось. Мы оставались на месте достаточно долго для того, чтобы наблюдать, как прожектор эсминца обшаривает чистый горизонт, а потом Маш произнес магические слова: