Звякнул телефон, и я повернулся к гидродинамическому лагу. Он поднялся до отметки двадцать один узел – рекорд, который, наверное, все еще не побит.

Тем временем на мостике Маш не прекращал свои комментарии.

– Не достанет, – продолжал твердить он. – Мы идем быстрее его.

Последовало хмыканье Хэнка, потом снова возникла пауза, и тут Маш воскликнул:

– Смотрите! Он уходит!

В действительности, как мы потом узнали от Хэнка, миноносец сократил дистанцию между нами до вполне удобной для него и поворачивал для того, чтобы задействовать сразу всю свою артиллерию. Первым признаком было то, что Маш вдруг резко оборвал свои заклинания.

– Эй! – воскликнул он, причем его голос взял самую высокую октаву. – Он по нас стреляет!

Через секунду мы услышали всплеск от падающих в воду снарядов и вой одного из них, пролетевшего прямо над мостиком. Вновь прозвучал голос Маша.

– Где же сигнал тревоги к погружению? – кричал он. – Где этот чертов сигнал тревоги?

Как командир, он, конечно, не стоял вахты и понятия не имел о том, где находится кнопка тревожного сигнала к погружению. Я крикнул ему через люк наверх:

– Спускайтесь, командир! – и открыл клапаны.

Пока он соскакивал вниз по трапу, мы пошли на погружение.

Эсминец (даже Маш согласился признать, что это был именно он) подошел и угостил нас глубинными бомбами, от которых были страшный грохот и неприятные ощущения, но никаких повреждений. Наверное, погоня заставила его так далеко оторваться от эскортируемых судов, что он решил поспешить обратно. Во всяком случае, мы оторвались от него довольно безболезненно, и через пару часов присмиревшая «Уаху» всплыла и проследовала в Пёрл-Харбор.

Маш отдавал себе отчет в нелепости ситуации, свидетелем которой он был. В ту ночь он направил второе донесение адмиралу Локвуду:

«Еще один текущий бой с применением артиллерии произошел сегодня. Миноносец обстреливал, «Уаху» удирала».

У нас была только одна вероятность попасть в переделку, прежде чем мы достигнем Пёрл-Харбора, и Маш сделал все, чтобы извлечь из этого пользу.

На следующий день мы в перископ осмотрели Фэйс-Айленд, вражеский аванпост, где располагалось несколько фосфатных заводов и пакгауз, и наш командир решил посмотреть, что с этим можно сделать. Он мог лишь подтвердить информацию об острове, указанную на наших картах, но не более того. Мы погрузились и подошли очень близко к берегу, где Дик заметил прекрасную цель, стоящую на якоре, но даже Машу не приходило в голову всплыть и обстрелять ее. Кроме того, у этой мишени было палубное орудие.

Расстроенный Маш решил оставаться поблизости до наступления ночи, а когда стемнеет, обстрелять фосфатные заводы из наших верных четырехдюймовых пушек через самый центр острова со стороны, отдаленной от города. Но осуществиться этому плану помешало появление парохода внутренних линий, имевшего на вооружении орудие. Он пришел в выбранный нами стратегический район и остался там. В конце концов мы убедили Маша, что «Уаху» выполнила свой долг и лучшим планом теперь было возвратиться и взять на борт несколько торпед.

Маш объявил о конце похода, и мы направились в Пёрл с самой большой скоростью, которую только был способен выжать из «Уаху» экипаж, стремящийся на отдых.

В последние три дня, которые мы находились в море, Маш назначил меня штурманом, что было обычным делом, дабы приобрести опыт, хотя и прежде я этим немало занимался. И сразу мы попали в шторм, который продолжался в течение всего пути до Пёрла. В довершение всего, высокая скорость нашего хода достигалась тем, что двигатели пожирали неимоверное количество топлива, а Маш отказывался сбавить ход, чтобы его экономить. Мне, озабоченному в качестве штурмана тем, где мы находился, и обеспокоенному в качестве инженера, хватит ли у нас топлива на всю дорогу, было совсем не до того, чтобы наслаждаться путешествием. В Пёрл нас должен был проводить эскорт – после нападения Японии, развязавшей войну, поступили инструкции сначала открывать огонь по подлодке без эскорта, а вопросы задавать уже потом – самыми долгими часами моей жизни были те, что я провел вблизи острова Оаху в ожидании этого рандеву. До тех пор, пока в виду не появился наш эскорт, я не мог избавиться от неотвязного страха, что ошибся в своих штурманских расчетах и мы могли находиться в нескольких сотнях миль от того места, где нам следовало быть.

Мы вызвали настоящий ажиотаж, когда в начале февраля входили в док Пёрл-Харбора с метлой, привязанной к перископу в знак того, что начисто вымели море, притом что у нас осталось не более двухсот галлонов топлива. У военных корреспондентов был знаменательный день. Были длинные сообщения о третьем патрулировании «Уаху» и рассказы о ее колоритном капитане. Фото Маша появилось в «Мач оф тайм». А в Лос-Анджелес в день, когда был напечатан рассказ о нем, репортер «Тайме» отправился взять интервью у жены Маша, которая оставалась там с двумя детьми. Эта сенсация стала для нее сюрпризом. Маш говорил с ней по телефону за день до этого, но сообщил только, что «Уаху» проявила себя лучше, чем он ожидал.

Мы, все остальные члены экипажа, пару дней купались в перепавшей нам от него славе, а затем угомонились и отправились провести отпуск на Гавайях. Лишь один вопрос беспокоил нас. Пошел слух, что у нас возьмут одного из офицеров. Новые субмарины должны были одна за другой сходить со стапелей в Соединенных Штатах, а для них требовались экипажи и опытные офицеры. Возможность того, что наша прекрасно спаянная команда может распасться, была одной из тем, которую мы обсуждали со смешанным чувством, потому что ни один из нас не хотел, чтобы кто-то из команды ушел, но каждый из нас пожелал бы распрощаться даже с «Уаху» в обмен на несколько месяцев пребывания в Штатах, в то время когда нас откомандируют испытывать новую лодку.

Я казался наиболее вероятным кандидатом на перевод. Мое звание давало мне право на второе место в должностной иерархии на новой подлодке, в то время как Дик О'Кейн не вполне соответствовал должности, на которой мог рассчитывать на единоличное командование, и было маловероятно, что его отзовут с «Уаху». Я написал Энн, что вскоре появится благоприятная для меня возможность ее повидать.

Затем новость как гром среди ясного неба… На третий день нашего отдыха на Гавайях я лежал еще в постели, когда в мою комнату вошел Маш. Благожелательное выражение его лица не предвещало ничего хорошего, когда он протянул мне мое предписание: «По освобождении от обязанностей на борту военного корабля США «Уаху» направляется в ведение командира военного корабля США «Поллак» в качестве старшего помощника».

Я взвыл. Даже в предвоенные дни в Пёрл-Харборе, когда я был на борту «Скипджек», «Поллак» считалась далеко не новейшего типа субмариной. Построенная в 1930-х годах, она конечно же уступала «Уаху». И что хуже всего, она находилась прямо тут, в Пёрл-Харборе!

Короче говоря, вместо того чтобы ехать домой на строительство новой лодки, я должен был занять место офицера, отправлявшегося домой с этой миссией. Вместо того чтобы перейти на новую лодку, я буду ходить на старой. Это было повышение, но оно того не стоило.