– Я делаю вот так, – сказала Корзинкина. – Смотрите.

Чуров стал смотреть во все глаза. Корзинкина поставила градусник под мышку и напряглась. Широченное лицо покраснело ещё сильнее. На выбритой половине башки выступил пот. Чуров взял Корзинкину за руку. Пульс учащался, становился почти нитевидным.

– Хватит, – не выдержал Чуров. – Как ты только выдерживаешь. Спусти до нормальной сейчас же.

Корзинкина сделала выдох и на глазах остыла.

– Я ещё и не то могу, – пробасила она. – Я умею. Я талантливая.

– М-м! – сказал Чуров с огромным уважением. – Давай термометр. Умничка. Почему ты не хочешь, чтобы тебя выписали? Кто дома такой плохой, почему ты здесь отсиживаешься, признавайся?

– Никто не плохой, – Корзинкина покраснела снова, но уже не так интенсивно.

Чуров сделал небольшую паузу, присел на кровать рядом с Корзинкиной и сказал, глядя не на неё, а вперёд, в пространство:

– Артёма выписываем через неделю. Напишу, чтобы тебя тоже. Температуру больше не гоняй, не надо, не полезно это тебе. Хорошо?

Корзинкина стойко промолчала.

* * *

Темнота за окном сгустилась до полной черноты. А может, так казалось оттого, что уж очень яркие лампы светили у них на отделении. Чуров притаранил Феде полную банку детского корма – сливок с персиком. Чуров знал, что Федя любит больше всего чипсы с луком. Но Фёдору их было нельзя. Ему можно было только младенческое.

– Иван Саныч, а ты мой папа? – просипел Фёдор с хорошо отработанной задушевностью. – Ты будешь моим папой?

Чуров поморщился.

– Нет, я просто врач и приношу тебе вкусняшки, – ответил он в пятый раз.

– А-а кто мой папа-а? – прохрипел Фёдор. – Бэтмен?

– Возможно, – Чуров внимательно следил за тем, как раздуваются Федины ноздри. Дыхания не хватало. Пожалуй, прогресс-то не очень стабильный. – Может быть, и Бэтмен…

– А почему он не приходит со мной Новый год встречать?

– Потому что он не может тебя воспитывать.

– А если я умру? Кому-нибудь будет меня жалко?

– Мне будет, – сказал Чуров. – Но вообще-то ты не умрёшь. Мы, врачи, такого не допустим.

– У нас один мальчик сбежал, и потом он купил квартиру себе, и теперь он очень богатый человек, – сообщил Фёдор. – А вы мне что подарите?

Чуров поставил ногу на кровать и стал качать Фёдора. Тот заснул очень быстро, примерно так же быстро, как Корзинкина поднимала себе температуру. Спал он полусидя, потому что лёжа у него начиналась одышка. Чуров ещё минуты две задумчиво посидел в темноте, слушая его дыхание. Потом поднялся, забрал непочатую баночку и ложку и неслышно выскользнул в коридор.

Там в полутьме у окна стояли Корзинкина и Артём, между ними – полтора метра густой тишины. Чуров на цыпочках проскочил мимо них (заметят – придётся их спать погнать) и пошёл в ординаторскую. Открыли шампанское.

– Так что с Корзинкиной там, ты говорил, у тебя версия есть.

– Сердце нормально, температуры нет сегодня, – сказал Чуров. – Недельку подержим на всякий случай.

В телевизоре беззвучно запульсировали куранты. На улице начался снег.

Как только построили кольцевую, Чурбанов приноровился по ночам въезжать на неё и кататься, открыв окна, чтобы в ушах ветер свистел. Таким образом жёг бензин Чурбанов, конечно, не во всякую ночь, а только в такие ночи, когда ему нужно было что-то обдумать или когда он был в настроении или же не в настроении. Частенько при езде Чурбанов курил без остановки так же быстро, как ехал. Окурки он кидал за окно, и они улетали, рассыпаясь мелкими искрами. Ездил Чурбанов всегда один. Но однажды, в ночь весеннего солнцестояния, случилось с ним вот какое происшествие.

Чурбанов, по своему обыкновению, ездил по кольцевой по часовой стрелке, то есть, минуя Пулковское шоссе, проезжал дальше к Красносельскому, через Кронштадт, потом на север, оттуда к Выборгскому шоссе, далее к Мурманскому, оттуда снова к Пулковскому – и так далее. Ехал, ехал Чурбанов и вдруг издалека заприметил на обочине человеческую фигуру. Сбросил скорость – и увидел, что человек этот не дорожный работник, на нём нет жилета, а в руках – никакого инструмента. Чурбанову это не понравилось. Он сбросил скорость ещё сильнее, а когда человек сделал шаг вперёд, затормозил окончательно и встал, хоть на кольцевой это и запрещено.

Остановившись, Чурбанов приоткрыл дверь, высунулся и крикнул:

– Эй! Садитесь, подвезу!

Человек подошёл. Чурбанов увидел, что перед ним крупная, рослая девушка-подросток и, кроме того, вроде бы панк. Полголовы у девушки было выбрито. На остальной половине рос голубоватый пух. Девица была одета не по погоде – в майку с оскаленным зверем и спортивные штаны с рынка.

– Залезайте, – сказал Чурбанов. – Бояться не надо.

– Я ничего не боюсь, – сказала девица и села рядом. – Если что, нож есть.

Это она произнесла довольно равнодушно. Не вызывающе, а так, к сведению. Голос у неё был низкий, хрипловатый.

– Вижу, что ничего, – сказал Чурбанов, набирая скорость. – Иначе бы не полезли сюда в два часа ночи. Вас куда подвезти? Могу куда угодно, я кругами катаюсь. Так где вас высадить?

– Да нигде особо. Пока вперёд просто. А потом, ну, куда-нибудь.

Чурбанов глянул искоса. Лицо у неё было широкое, курносое, равнодушное. Она явно мёрзла, нахохлилась, руки засунула себе под попу. Чурбанов включил подогрев сиденья.

Запищал датчик ремня безопасности.

– Пристегнитесь.

Девица нашарила ремень и пристегнулась. Ну ладно, подумал Чурбанов, будем тогда кататься. Девица ему не мешала. Наоборот, её присутствие нравилось Чурбанову Чувствовалось, что человек она физически сильный и притом немного нелепый. Чурбанов врубил музыку. Девица смотрела вперёд, грела руки и чуть посапывала носом. В темноте он не смотрел на неё, но чувствовал этот крупный объект рядом.

Так бок о бок они проехали почти сто километров. Засинели впереди огни аэропорта, и Чурбанов собрался домой. Тогда он спросил девицу, неподвижно сидевшую справа:

– Всё-таки куда вас подбросить? Я не спешу. Могу куда угодно отвезти.

– Да вот тут прямо и высадите, – чуть смущённо и глухо ответила девица. – Не парьтесь, чтобы куда-то там отвозить.

– Ну, как хотите, – возразил Чурбанов, – вы свободный человек, но я не хочу вас высаживать на магистрали, здесь нельзя ни пешком ходить, ни останавливаться. Опасно.

– Я и хочу, чтоб опасно, – прозвучал голос девицы сбоку.

– А что за экстрим такой? – удивился Чурбанов.

Они уже проскочили Пулковское. Чурбанов решил, что свернёт и высадит панк-девицу всё же в городе.