– Как мне заставить вас уйти? – сердито спросила она.

Нортхэм перехватил взгляд, брошенный ею на дверь, словно она опасалась, что разоблачение неминуемо. Даже если и так, ему было наплевать на это. Гораздо больше его заботило, чтобы она не считала его трусом, а сбежать, воспользовавшись возможностью, которую она ему предоставила, он считал исключительно трусливым поступком.

Молча он направился к двери. Элизабет судорожно перевела дыхание и крепче стянула на груди шаль, но не потому, что замерзла, а чтобы унять дрожь в руках. Нортхэм взялся за бронзовую ручку, затем его пальцы, помедлив, переместились вниз и сомкнулись на ключе, торчавшем в замочной скважине. Желудок Элизабет сжался, когда ключ повернулся в замке.

Бросив ключ на туалетный столик, Нортхэм вытащил из кармана сюртука подзорную трубу и положил ее рядом. Секунду он задумчиво взирал на оба предмета так внимательно, словно их расположение имело принципиальное значение, а на самом деле просто пытался выиграть время. Он чувствовал на себе растерянный взгляд Элизабет. Она не знала, что у него на уме, и это его не удивляло, поскольку он и сам этого не знал.

Повернувшись к ней, Нортхэм убедился, что не ошибся в своих предположениях. Хотя подбородок Элизабет был вызывающе вздернут, она прикусила изнутри щеку, а между бровями залегла тревожная морщинка. Она прерывисто дышала, ее прикрытая шалью грудь бурно вздымалась.

Он медленно приблизился к ней, и взгляд ее метнулся к окну, словно она подумала о бегстве.

– Слишком далеко, – произнес он тихим, напряженным тоном. – И слишком высоко.

Элизабет молча смотрела на нею, застыв в дверях в гардеробную.

Нортхэм тоже остановился. Теперь их разделяло расстояние, которое он мог покрыть в один шаг.

– Иди сюда.

Элизабет не шелохнулась. Она была напряжена до предела. Внутри у нее словно свернулась туго закрученная пружина, готовая распрямиться при первом прикосновении Нортхэма. Она попыталась подавить чувство, в котором смешались страх и желание.

– Элизабет…

Собственное имя донеслось до нее будто издалека. Она не знала, произнес ли его Нортхэм или оно прозвучало у нее в голове. Не сознавая, что делает, она шагнула вперед, затем остановилась, переведя взгляд с его протянутой руки на красивое лицо с потемневшими глазами.

Они одновременно потянулись друг к другу, и спустя мгновение Элизабет оказалась прижатой к стене. Пальцы ее разжались, выпустив шаль, и Нортхэм воспользовался этим, чтобы притянуть ее к себе. Она вскинула руки на его плечи и подняла к нему лицо.

Их губы слились. Элизабет упивалась его вкусом, свежим и терпким, с легкой примесью бренди и мяты. Ее страсть, казалось, существовала сама по себе, не подчиняясь разуму, не зная стыда. В нетерпении она приподнялась на цыпочки и выгнулась всем телом, прижавшись к напряженным мышцам его груди. Дыхание Нортхэма участилось, и вдруг он так крепко притянул ее к себе, что она ощутила всю силу его желания. Затем, не прерывая поцелуя, он выпустил шаль и обхватил ладонями ее лицо, зарывшись руками в ее волосы. Среди каштановых прядей мелькали золотистые, они струились между его пальцами, как потоки солнечных лучей.

С тихим стоном Элизабет скользнула руками под его сюртук и принялась нетерпеливо вытаскивать из брюк его рубашку. Мышцы его живота сократились, когда она коснулась его пальцами. Кожа Нортхэма казалась ей обжигающе горячей, как и его язык, глубоко вторгавшийся в ее рот. Распластав ладони по его телу, Элизабет гладила его грудь, спину и широкие плечи, слегка царапая их ногтями.

Наконец, тяжело дыша, они оторвались друг от друга. Она откинулась назад и отвернулась, а Нортхэм склонился к ней, обдавая жарким дыханием ее шею. Его губы осторожно, словно снимая сливки с молока, пощипывали ее нежную кожу. Ощущение было столь восхитительным, что Элизабет пронзила дрожь.

Нортхэм поднял голову и чуть отстранился. Его руки легли ей на плечи и, ухватившись за вырез ночной рубашки, медленно двинулись вниз, увлекая за собой тонкую ткань, пока она не оказалась на талии. Впервые на лице Элизабет мелькнула тревога, и она вцепилась в свою рубашку. Нортхэм накрыл ее руки теплыми ладонями.

– Не надо, – прошептал он. – Я хочу видеть тебя.

Сдавленный звук вырвался из ее горла, и она опустила руки.

В ее затуманившемся взоре проглядывала настороженность, словно она разрывалась между желанием и страхом. Кровь отхлынула от ее лица, сосредоточившись в губах, вишнево-красных и припухших от его поцелуев.

– Ты прекрасна.

Элизабет тихо всхлипнула, когда он наклонился и взял в рот ее сосок, мягко перекатывая его между губами и покусывая. Он с наслаждением вдыхал ее запах. Он ласкал ее груди, а она выгибалась ему навстречу, смутно сознавая, что удерживается на ногах лишь благодаря ею силе и стене, к которой он ее прижал.

Рубашка соскользнула с ее бедер и растеклась на полу вокруг босых ступней, словно лужица талой воды.

Внезапно Нортхэм опустился на колени и поднял ее ногу, поставив ступню себе на плечо. Элизабет напряглась, и он понял, что, каков бы ни был ее опыт, это было для нее внове.

Раздвинув влажные складки, он поцеловал ее, потом коснулся языком, вначале легко, затем более энергично, постепенно усиливая эту интимную ласку, упиваясь ее вкусом, вкусом женщины, не сопоставимым ни с чем в природе.

Элизабет не смела взглянуть вниз. Она погрузила пальцы в его густые волосы и отдалась на волю его губ и языка. Ей начало казаться, будто она летит в пропасть и там, достигнув дна, разлетится на кусочки.

И когда взрыв наступил, она закричала.

Выпрямившись одним гибким движением, Нортхэм зажал ее рот ладонью и прижал Элизабет к себе, нашептывая какие-то слова, пока ее тело содрогалось в экстазе. Наконец дрожь утихла, и она сделала долгий прерывистый вздох.

Чуть отстранившись, Нортхэм взглянул в ее лицо и увидел повисшие на темных ресницах слезы. Склонив голову, он коснулся губами ее закрытых глаз, ощутив соленый вкус. Одна слезинка скатилась в уголок рта, и он осушил ее поцелуем. Затем поднял ее на руки и, поскольку Элизабет, казалось, не знала, что делать со своими руками, велел обнять его за шею.

– Как тогда, на пикнике, – шепнул он и улыбнулся, когда она подчинилась, уткнувшись лицом в его плечо.

Он отнес ее к кровати. Элизабет, вдруг устыдившись своей наготы, потребовала простыню. Прижимая ее к себе одной рукой, Нортхэм исхитрился сунуть ей краешек простыни, прежде чем опустить на постель. Она тотчас завернулась в нее.

Он окинул ее лукавым взглядом.

– Вот уж не думал, что бабочка может превратиться в куколку.

Элизабет сморгнула слезы, уставясь взглядом в потолок.

– Значит, ты ошибался.

– Да. – Нортхэм повернулся и прошелся по комнате, поднимая с пола ее разбросанные вещи. Вернувшись к кровати, он протянул Элизабет ее шаль и рубашку, а когда она не выказала намерения взять их, бросил на постель. – Ждешь извинений?