ад хочешь? — с интересом переспрашивает Генрих. — Ну если так, то кто я такой, чтобы тебе препятствовать? Хотя нет. Пожалуй, я все-таки должен тебя спасти от такой феерической глупости. Ибо я знаю, что такое распятие, и думаю, что в аду хуже раз в сорок. Так что нет, не пущу я тебя в чистилище, птичка, не убедила.

— Нет. Я не хочу в ад, — Агата качает головой.

— Какое облегчение, твое безумие не настолько безнадежно, как я думал, — с абсолютно неискренним восхищением улыбается Генрих, — так вернемся к тому, с чего я начал этот разговор — с того, где мы с тобой будем коротать эту ночь, птичка?

— Дай мне договорить, — Агата смотрит на него исподлобья, сердитая, как готовый к драке воробей.

— Пожалуйста-пожалуйста, — Генрих широко ухмыляется, — попробуй меня удивить и сказать что-нибудь неожиданное.

— Ты не думал о том, что это за поручительство и как оно работает? — не сказать, что этот вопрос Генрих ожидал, но… Нет, не ожидал. Слишком они в сторону от этой темы ушли. Нет, Генрих не опешил от такой смены темы, просто пожал плечами.

— Но к чему нам с тобой эта информация? — скептически уточняет демон.

— К тому, что ничего не бывает случайно, понимаешь? — еще непонятно, к чему клонит Агата, но ее мордашке очень к лицу эта отстраненная задумчивость. — И не может быть, чтобы просто так я могла тебя отследить, а Триумвират — не мог. Зачем-то это нужно.

— И зачем? — Честно говоря, Генриху хочется щелкнуть девчонку по носу — кто знает, может, это сработает как тумблер выключения ее режима зануды.

— Ну, может, затем, что ты не безнадежен? — девушка почти огрызается, произнося это. Кажется, уже готова к тому, что Генрих поднимет ее на смех — ну и не так уж она не права на самом деле.

— Не безнадежен? Я? — Генрих кашляет в кулак, отчаянно пытаясь не смеяться. — Малышка…

— Ты же не грешишь сейчас, — перебивает Агата, все сильнее напрягаясь с каждым словом, будто готовая отбивать атаку.

— Исключительно из соображений своей выгоды, — ухмыляется Генрих, — чем дольше я в смертном мире, тем я сильнее. И лучше, если я буду встречаться с Триумвиратом на пике силы. А не слабеньким после прожарки на кресте. Но и то потому, что пока я справляюсь с голодом. А там… Сама знаешь, в смертный мир не бегают курьеры с сумками провианта, чтобы подкормить демонов. Скоро мне придется охотиться. Просто потому, что демонический голод умеет выжимать душу до последней капли крови.

У девчонки вспыхивают глаза, будто она услышала что-то для себя интересное.

— А если у тебя будет курьер с сумкой провианта, ты продержишься дольше, да? — деловито спрашивает она и цепляется за лямку собственного рюкзака.

— У тебя ключей не хватит, — практично замечает Генрих, пожимая плечами, — сколько их у тебя? Два? Один ты истратишь на возвращение. Останется еще один.

Агата смотрит на него с укоризной. Мол, из-за тебя их два, могло бы быть три. Впрочем, зря она старается, совесть Генриха сегодня и так просыпалась на пять минуточек, хватит с нее, так ведь перетрудится, бедолажка, надорвется. И что потом с ней делать?

— Вообще, я думаю, что смогу с этим разобраться, — очень осторожно подбирая слова, произносит Агата.

— Ты предлагаешь мне положиться на твое “я подумаю”? — скептично уточняет Генрих. — Птичка, я не хочу, чтобы ты ушла в Чистилище и не вернулась оттуда.

— Я предлагаю тебе мне довериться для начала, — девушка улыбается открыто и спокойно, — я тебя не выдам. Можешь поверить хотя бы в это?

— Птичка, — Генрих вздыхает, потому что он ужасно заколебался с ней спорить, — проблема ведь не в том, что я тебе не доверяю. Ты чокнутая, но честная. Но ад — это тебе не шутки. Я сдаваться не пойду, сразу скажем. Но могу защитить тебя от Триумвирата. Ты что-то придумала своей безумной головкой, но и сама в этом не уверена.

— У меня останется один ключ, — Агата перебивает его торопливо, будто последний козырь на стол выкладывают. — И если у меня не получится…

Она замолкает, нерешительно прикусывая губу.

— То что? — вкрадчиво переспрашивает Генрих. — Примешь мой вариант? Придешь ко мне? И останешься?

— Да, — Агата тихо вздыхает, поднимая на него свои теплые глаза.

— Обещаешь?

— Да, Генри, да, обещаю, — ворчит Агата, — не понимаю, почему это так важно.

— Такие, как ты, прелесть моя, всегда соблюдают обещания, — Генрих снисходительно смеется, — пока их не испортят такие, как я. Я еще не успел, но я исправлюсь, не волнуйся. Когда ты сама ко мне придешь.

Он может подождать. Но в том, чтобы она добровольно пришла к нему, будет своя приятная победа.

— Держи, — девчонка сбрасывает с плеча рюкзак, протягивает его Генриху, — тут выходной паек на три раза. Насколько тебе его хватит?

Это вообще-то запредельная щедрость.

Все содержимое выходного пайка, что бы там ни было — в отличие от большинства чистилищной пищи, создавалось из амброзии. Субстанции, укреплявшей души, притупляющей их греховный голод довольно крепко.

Такая роскошь демонам доставалась редко, большинство работников оставляли подобные ценности в Чистилище, съедая их только по возвращении. В принципе рядовому работнику обычного разового пайка было более чем с избытком, для того чтобы питаться целые сутки. Хотя паек предназначен для девчонки, наверняка там полно сладостей, но Генриху не до капризов.

Выходные пайки всегда предназначались для работников, чтобы уберечь их от череды искушений смертного мира. В них было все — и вкус, и сытость, чтобы заглушать тоску настолько плотно, насколько возможно.

И вот это, то, что нужнее после отравления ей, Агата легко протягивает ему. Демону, из-за которого и так ходит под угрозой ссылки в ад.

— А сама? — тихо спрашивает он. — Оставь себе хотя бы один.

— Насколько хватит трех? — Агата отмахивается, сверля Генриха настойчивым взглядом. — Я сносно переношу постный режим, не парься. У меня хотя бы что-то будет, у тебя не будет ничего.

Да он бы и сам посидел на том постном режиме, если бы такая перспектива была. Но в смертном мире это бы ему не помогло. А нужно продержаться