Как редактор я поморщилась и переспросила:

– Племянница?

– Я же об этом вам и говорю уже битый час! Даже на автобус, наверное, уже опоздала. Чуткости у людей не стало, а хамство только усилилось. Я не говорю, что раньше хамства не было. Все было, все…

Я почувствовала, что моя бедная головушка начала пухнуть. В последний раз покачав ею уже для того, чтобы восстановить кровообращение, я снова постаралась направить разговор в русло реальности.

– Так что вы говорили про племянницу?

– Пропала моя племянница, – сказала Мария Ивановна. – Как уехала позавчера, сказала, что к подружке, так и ни звука, ничего нет. Вот я и волнуюсь. К участковому нашему ходила, в РОВД ездила, хоть мне и некогда. Как я с ними воевала! Не хотели у меня заявление принимать! Все говорили «подождите», да «подождите»! А чего ждать? Лиза не такая девочка, чтобы куда-то там уехать и не сообщить, уж я-то ее знаю!

– Приняли заявление? – спросила я, постукивая пальцем по выдвинутому ящику стола, где лежали сигареты, но все-таки почему-то не решаясь их вынуть.

– Приняли, куда ж они денутся! А что толку? Не будут они ничего делать, я точно знаю. У них там такие рожи… Сразу видно, что мужчины пьющие. Уж я-то в этом понимаю. Мой-то тоже пил как сапожник, так и сдох, прости господи, от водки. И эти такие же.

– И что? – совсем уж невежливо спросила я, стараясь закончить наконец-то дурацкий разговор, в котором совершенно не чувствовала перспективы. Будь я сама племянницей этой мегеры, сбежала бы куда угодно, хоть к чертовой матери, лишь бы не слышать всех ее лекций.

– Что «и что»? – повторила Мария Ивановна. – Ну вот я и решила дать в газету объявление. Пусть фотография будет на первой странице и вообще… Люди, чай, читают газету вашу?

– Читают, – обреченно призналась я, решая про себя, что если и будет фотография, то на последней странице, а никак не на первой.

– Да я уж знаю, что читают. – Мария Ивановна почесала лоб и неожиданно улыбнулась как-то заговорщицки: – У соседа моего на даче целая пачка всяких газет, и ваша там есть. Все про преступления. Он стены оклеивает этой газетой. А потом читает. Культурный человек, сосед мой. Вот.

– Хорошо, – решительно сказала я, – давайте фотографию и все исходные данные. Имя, возраст и прочее. Дадим прямо в следующий номер.

– Почему же в следующий, а не в этот? – с нажимом пожелала уточнить Мария Ивановна.

– Что значит «в этот»? – удивилась я. – В тот, который уже вышел? В него ничего уже не дашь. Тот, что идет после него, – в типографии, и изменения вносить поздно. А вот в следующий, как я и сказала, как раз и поместим все про вашу племянницу. Давайте фотографию.

Мария Ивановна осмотрелась и встала.

– Вот голова садовая, а фотография-то в сумке, – пробормотала она и пошла к двери.

Ничего не оставалось делать, как пойти следом за ней.

Маринку мы нашли сидящей за компьютером отсутствующего Сергея Ивановича и гоняющей по монитору несколько автомобилей.

– Вы работайте, девушка, только бога не забывайте, – важно сказала ей Мария Ивановна, и Маринка даже вздрогнула от неожиданности, – мы постараемся вас не отвлекать.

Маринка потупилась и, быстро защелкав кнопками мышки, вышла из игры.

Мария Ивановна нагнулась над сумкой, достала из нее полиэтиленовый пакет, развернула его и протянула мне черно-белую фотографию девушки лет пятнадцати или шестнадцати. Девушка была пухленькой, гладко причесанной и с туповатым невеселым взглядом.

– Ничего, что не цветная? – резко переходя на заискивающий тон, спросила Мария Ивановна.

– Все равно в газете будет черно-белой, – ответила я и повернулась к Маринке: – Марина, запиши, пожалуйста, все данные этой девушки. Мы дадим их в следующий номер.

Выдав команду и избавившись от Марии Ивановны, я вернулась в кабинет. Там постояла у двери, подумала и, тихо-тихо повернув ручку, заперла дверь. Потом, с чувством большущей свободы, прошла к своему столу, достала сигареты и закурила.

Покурив немного в тишине и покое, я подошла к окну и выглянула в него, думая о том, где же стоит наш с Маринкой «хвост». «Хвоста» я не заметила, если только им не был бомжеватого вида мужичонка, стоящий около пивного ларька. При взгляде на него мне стало еще грустнее. Ну что за жизнь такая? Жила я спокойно и никого не трогала, так надо было Маринке захотеть на пляж именно вчера, в четверг, и именно почему-то после дождя. После дождика в четверг, мать ее за ногу…

Послышался стук в дверь. Сперва тихий, потом требовательный.

– Оля! – крикнула Маринка из-за двери. – С тобой все нормально?

– Почти, – ответила я, отпирая дверь. – Ну как?

Маринка вошла, усмехнулась и доложилась:

– Ушла Марьиванна. – Она тяжело упала на стул и шумно выдохнула. – Ну и зануда же старая, прошу прощения. И муж ее пил потому, что иначе с ней жить не получалось. Доставала.

– Она тебе и про мужа рассказала? – не удивилась я.

– А как же! Не только про мужа, но и про всяких разных девушек, курящих на улице. Это не в вашу честь, кстати, девушка?

– Не знаю, – пожала я плечами и решилась на маленькую ложь: – Может, и про меня. Я при ней курила как обычно. Да мне все равно.

– Отважная ты, мать, – уважительно протянула Маринка. – Я бы, наверное, не решилась.

– На такой подвиг? – Я сама себе жутко понравилась и тут же подумала, что не курила при Марии Ивановне по какому-то досадному недоразумению.

– Ну это, в общем, не подвиг, конечно, но неприятно, когда кто-то зудит над ухом, – сказала Маринка.

Она немного помолчала и, видя, что продолжать разговор я не желаю, начала высказываться сама:

– Ну, в общем, вот что по ее делу. Несчастная, забитая ею племянница…

– Это она так сказала? – перебила я Маринку.

– Это я и сама поняла, – ответила Маринка, – ты же ее видела. Других племянниц у этой Гингемы просто быть не может. Короче, племянница живет отдельно. Двадцать три года девчонке, а тетка ее контролирует каждый день.

– Как двадцать три? – удивилась я. – А на фотографии так молодо выглядит!

– Это потому, что фотография молодая.

– Не поняла, – сказала я. – Давай-ка еще покурим, и ты мне расскажешь все подробно.

– Согласна, – сказала Маринка, – а так как я не курю, то подожди, поставлю кофе.

Маринка ушла, я поставила на кофейный столик чашки, блюдца и сообщила по селектору Виктору, что через пять минут будем пить кофе. Он ничего не ответил, как и следовало ожидать. Но это вовсе не означало, что Виктор не придет.

Так и случилось. И минуты не прошло после того, как Маринка торжественно внесла в кабинет кофейник, появился Виктор, кивнул мне и занял свое место за кофейным столиком. Маринка разлила кофе и решила начать сообщение: