Что ж, тоже не лишено здравого смысла. Чем все закончится, пока сказать действительно сложно. Стреляют вокруг практически повсюду. Приглушенная расстоянием автоматно-пистолетная пальба, а изредка и более громкие взрыкивания чего-то явно крупнокалиберного, вроде башенных КПВТ, слышны и со стороны Кремля, и откуда-то из-за Москвы-реки, скорее всего от Старого Арбата, где на Знаменке Генштаб расположен. Да и на Шаболовке постреливают. И это только то, что неподалеку. Дальше стрельба сливается уже в сплошной, не поддающийся локализации гул. Чем черт не шутит, может, и отобьемся. И оказаться в таком случае в роли стрелочника, отвечающего за все, этому немолодому и, судя по кольцу на безымянном пальце, семейному мужику явно не хочется. Уж что-что, а наказывать невиновных и награждать непричастных у нас любят и умеют. Можно сказать, национальная развлекуха.

– Так, ладно, хватит лирики. Давай-ка лучше небольшой обход твоих «владений» учиним, посмотрим, что к чему.

Провести рекогносцировку на местности – это у любого нормального командира всегда первым делом после размещения личного состава. Посмотреть все своими глазами, руками пощупать, рубежи обороны наметить, слабые места в ней определить. А то мало ли. Не слишком-то мне улыбается выяснить, что зомби через забор где-нибудь перелезли и открытую дверь нашли, уже в тот момент, когда они всей толпой в вестибюль нас кушать заявятся. Но опасения мои оказались напрасными. Все двери были надежно заперты, окна первого этажа изнутри закрыты бронированными ставнями с узкими бойницами, которые с улицы были не видны из-за заслоняющих их легких пластиковых жалюзи. Напоследок, быстренько прикинув график, выставил трех наблюдателей, по одному на каждую из сторон здания, благо, планировка у него проще некуда. Квадрат, он и в Африке квадрат. Уж за фасадом-то мы и сами проследим как-нибудь, а вот фланги и тыл без прикрытия оставлять нельзя. Стены стенами, бронеставни – бронеставнями, а пригляд все равно необходим. Словом, после продолжавшейся почти час инспекции я смог смело сделать однозначный вывод – самое слабое место в нашей обороне – это здоровенные тонированные окна вестибюля, выходящие на Калужскую площадь. Но и эта «слабость» весьма относительная, потому что в этом самом вестибюле сидим мы. Что называется, вооруженные и смертельно опасные. Даже как-то обидно стало, честное слово! Такой опорный пункт, почти что крепость… Хотя, в нынешних условиях – крепость, без всяких «почти» – ограда высокая, стены прочные, окна пуленепробиваемыми щитами прикрыты, своя артезианская скважина, автономное электроснабжение. Для мертвяков, которые не то что стрелять, но даже камни кидать не умеют – неприступная твердыня. И на все это богатство – аж целых двадцать человек гарнизона, из которых пятеро – женщины. Толку от которых, уж будем до конца честными сами с собой, никакого. Если под ногами особо мешаться не будут – и то хорошо.

– Борян! – машет мне рукой сидящий возле радиостанции Буров.

Колонку он, видимо, чтоб не добавлять лишних переживаний женщинам, отключил и теперь вальяжно развалился в большом кожаном кресле на колесиках, нацепив на голову наушники. И креслице-то непростое: натуральная кожа, полированные деревянные подлокотники. Явно из какого-то начальственного кабинета увел, шельма. Когда ж все успел-то? Хотя, судя по тому, что рядом с ним, в почти таком же, ну, может чуть попроще, кресле устроился Солоха, то набег на окрестности они устраивали вместе. А наш хитрый хохол может отыскать что угодно и где угодно. Хоть снег в пустыне, хоть соленое свиное сало посреди мусульманской Чечни. У них, украинцев, это в генокоде прописано, наверное.

– Смотри, – браво рапортует Андрей, – все подключил и настроил, с нашими на Никитском контакт наладил. Там у них тоже полная задница, но пока терпимо. Да вот еще, тут кто-то на связь пару минут назад вышел. Старшего спрашивают.

Вопросительно гляжу на капитана. Понятно… Судя по выражению лица, добровольно брать на себя обязанности «коменданта малиновкинского гарнизона и писарчука по совместительству» ему вообще не в жилу. Абсолютно. Ну что ж, тяжелые времена требуют тяжелых решений. Вздохнув, иду к станции и принимаю у Бурова наушники.

– Алтай-11 на приеме.

– Кто на связи? Представьтесь по всей форме, – резко берет быка за рога неведомый собеседник.

О как! Нет, я, конечно, понимаю: мертвецы восстали и пошли по земле, апокалипсис, конец света и все такое… Но правила радиообмена пока никто не отменял. И, значит, передавать в эфире имена, фамилии, звания и прочую служебную информацию нельзя. Или уже можно?

– А сам-то кто?

Вот подобного мой собеседник точно не ожидал и, похоже, слегка обалдел от моей наглости. В наушнике хрюкнул сдавленный смешок.

– Полковник Гаркуша Олег Степанович, первый отдел Управления «А» ФСБ Российской Федерации. Пойдет? А теперь, с кем я разговариваю?

Блин, говорила мне мама в детстве, что язык мой – враг мой. Вот, в очередной раз убеждаюсь, что с тех пор ничего не изменилось. Снова нарвался. Остается надеяться, что «альфонс»[34]окажется нормальным мужиком, без лишних закидонов. «Альфа» – это вам не увэдэшный подпол. Эти жалобно скулить не будут, сами приложат, если понадобится, так, что пятый угол в избе искать побежишь.

– Виноват, тащ полковник. Прапорщик Грошев, ОМОН ГУВД по Московской области.

– Подольск или Посад?

– Посад.

– Ясно. Это ваша «броня» Никитский переулок перекрывает сейчас?

– Так точно.

А чего отпираться, если по тону и так понятно, что полковник и без моих ответов уже все знает. А вопросы задает так, все больше для проформы и для «разговор завязать».

– Грамотные ребята, молодцы. Вот что, Грошев, это вы на Житной воюете?

– Ну прямо сейчас уже не воюем, а тихонечко сидим. А так, да, мы.

– Это хорошо. Есть тут у нас одна мыслишка по поводу вашего домика… Короче, седлай свою технику и дуй к Госдуме. Пообщаемся.

– Не могу, товарищ полковник. У меня на всю ораву – один-единственный «Урал», если я на нем к вам укачу, оставшимся, случись что, даже вырваться отсюда не на чем будет. Так что уж лучше вы к нам.

На этот раз Гаркуша себя не сдерживает и громко и заливисто хохочет.

– Нет, Грошев, слыхал я, что вы в ОМОНе офигевшие не по чину, но чтобы настолько… Целый полковник на цырлах к прапору лететь должен. Не офигел в атаке?

По голосу слышно, что не обиделся Олег Степанович, просто шутит. Вот и ладно, значит, нормальный, без лишних тараканов в голове.

– Так это у вас на наш счет какая-то идея, а не наоборот. Сено к лошади не ходит.

– Понял тебя, конь ты омоновский… с яйцами… Уболтал, речистый, минут через десять-пятнадцать жди гостей.

– Понял вас, конец связи.

Полковник не обманул, через пятнадцать минут мой портативный «Айком» забубнил голосом Гумарова, сидящего в дозоре у окна на четвертом этаже, выходящего на Большую Якиманку: