Унтер-офицер вышел, запер за собой дверь, а ключ положил в карман. Чтобы дойти до дома мэра, ему нужно было только перейти через площадь. Жан-Мари отворил ему, протирая глаза. Этот молодой человек, ложившийся обыкновенно в девять часов, был в очень дурном расположении духа, вследствие того, что его разбудили за полночь.

– Да когда же, наконец, все улягутся? — спросил он.

– Меня это не касается, — сказал унтер-офицер. — Я пришел к следственному судье… Где он?

– В своей комнате… в самой лучшей комнате! Весь дом из-за него перевернули вверх дном! Я вас сейчас проведу. Он там с сыщиком из Парижа. Ну и денек!.. Мало того: мне приказано в пять часов утра отвезти телеграмму в Малоне! Хоть совсем не ложись спать! Нет, слуга покорный! Если будет так продолжаться, пусть мне прибавят жалованье, не то я отправлюсь в Руан и поступлю там в половые… и сменю имя! Жан-Мари — деревенское имя… я назовусь Юженом…

– Это меня не касается, — повторил унтер-офицер.

– Разумеется… Вот дверь к судье. Если возможно, капрал, заканчивайте поскорее, пора спать.

Этот монолог Жан-Мари произнес, поднимаясь по лестнице в бельэтаж. Прибавим, что деревенский грум, держа свечу неловкой рукой, закапал стеарином ступени. Унтер-офицер тихонько постучался в указанную дверь.

– Войдите, — было ему ответом.

Он отворил дверь и очутился перед судьей. Тот сидел за маленьким столиком, на котором были разложены акты, составленные письмоводителем, и письмо господина Домера к Жоржу Праделю. По другую сторону стола стоял Жобен. Следственный судья казался мрачным и озабоченным.

– А, это вы, капрал? — сказал он. — Ну что?

– Все, господин судья, исполнено в точности… Мы немного задержались, но это потому, что вы приказали взять его по окончании представления.

Жобен вздрогнул.

– Итак, его взяли? — воскликнул он невольно.

– Разумеется. Мариго стережет его в тюрьме при мэрии.

– Оказал ли он сопротивление? Пытался ли бежать? — спросил судья.

– О нет, нисколько! Он тих, как ягненок… очень удивлен, правда, и это понятно. Он, по-видимому, ничего не знает. Он отставной солдат, этот Сиди-Коко… Зуав… Спас своего офицера в Африке. У него есть медаль, и он, вероятно, честный человек…

На лице Жобена отразилась радость. Судья же подскочил от удивления.

– Он! Честный человек! Что вы!..

– Да, господин следственный судья, — возразил агент сыскной полиции. — Если бы у него было на совести два убийства и триста пятьдесят тысяч франков в кармане, то он не стал бы ждать жандармов… он был бы уже далеко.

Не отвечая Жобену и обращаясь к унтер-офицеру, судья продолжал:

– Расскажите все подробно.

Жандарм изложил все, что нам уже известно, умолчав лишь о наручниках. В заключение он сказал, что арестант желает немедленно предстать перед тем, кто может одним словом вернуть ему свободу, и прибавил:

– Прикажете его привести?

Судья покачал головой.

– Не сейчас, — ответил он, — и у меня есть на это свои причины, но я допрошу его завтра, или, лучше сказать, сегодня утром, не здесь, а в замке… Я полагаю, что у меня есть средство заставить его признаться, если он виновен, и в минуту ужасного испытания я прочту истину в его глазах.

– Могу ли я, господин следственный судья, увидеть арестанта? — спросил полицейский.

– Нет! — возразил судья. — Я полностью доверяю вам, Жобен, вы это отлично знаете, и мой отказ не может вас оскорбить. По причинам, которые вам будут скоро известны, мне нужно, чтобы никто не общался с обвиняемым… Отдайте приказание жандарму, наблюдающему на арестантом, не отвечать ни на какие его вопросы.

– Будет исполнено, господин судья, — ответил унтер-офицер.

– Вы же приходите ко мне за приказаниями в пять часов утра.

– Слушаю, господин судья.

Жандарм поклонился и вышел из комнаты. В коридоре он увидел Жана-Мари, который дремал, сидя на корточках. Слуга проснулся и спросил печальным и в то же время сердитым голосом:

– Когда же этому настанет конец?

Деревенский грум получил неизменный ответ:

– Это меня не касается…

– Господин следственный судья, — сказал Жобен, — я намерен проститься с вами… Буду к вашим услугам в пять часов утра, но если понадоблюсь вам раньше, то меня можно найти в трактире «Яблоко без зернышек».

– Мне вы нужны сейчас, — возразил судья. — Сядьте, возьмите перо и пишите…

– Что писать?

– Телеграмму начальнику сыскной полиции, в двух экземплярах, в полицейскую префектуру и к нему на квартиру, для того чтобы он, не теряя ни минуты, отправился в Гранд-отель, выяснил там, куда подевался Жорж Прадель и тотчас телеграфировал мне…

Жобен уже строчил пером по бумаге.

– Вот, — сказал он, окончив писать и подавая листок следственному судье.

– Хорошо, — произнес последний. — В пять часов утра эту депешу отвезут в Малоне… Мы можем получить ответ раньше девяти. Прощайте, Жобен. Я вам советую немного отдохнуть, потому что, как я предвижу, завтрашний день будет утомительным…

– Меня ничто не утомляет, — возразил агент. — Я железный… Этого требует мое ремесло.

Направляясь в трактир, полицейский говорил самому себе:

– Что ни делай наш любезный судья, а он не докажет виновности чревовещателя, что же касается Жоржа Праделя, то те вещи, которые казались мне ясными, теперь уже не так очевидны. Зачем лейтенант назвал свое имя Жану Поке? Зачем он забыл портсигар в своей комнате? Почему не сжег письмо от дяди? В голову лезут страшные мысли… Ну, да нечего теперь об этом думать. Завтра будет виднее!

В ту минуту, когда у господина Фовеля заканчивался ужин, доктор Гренье вручил свой рапорт следственному судье. Из этого рапорта было видно на основании показания маленькой Жервезы, что так как Жак Ландри и Мариетта поужинали в восемь часов вечера, то двойное убийство произошло около полуночи. Следовательно, убийца имел в своем распоряжении достаточно времени для того, чтобы оставить замок и скрыться. «Он, вероятно, как стрела полетел в Малоне, — думал Жобен, — и сел на один из поездов в Париж или в Гавр… Быть может, он уже на пароходе, идущем в Америку».

В пять часов утра угрюмый и сонный Жан-Мари отправился на телеграфную станцию, чтобы послать депешу Жобена. В то же время унтер-офицер явился к следственному судье, который уже проснулся.

– Возьмите троих ваших людей, — сказал ему судья, — и отведите арестанта в замок. Не позволяйте никому с ним говорить. Когда прибудете в замок, не выпускайте его из виду и ждите меня.