Папе я купила носки с Гомером Симпсоном[14] от Хоуп и бутылку «Джемесона» от себя, потому что эту марку виски ему всегда покупала мама. Папа был приятно удивлен, как будто не ожидал от меня подарков.

Потом пришла моя очередь открывать подарки. От Хоуп я себе купила длинные сережки в магазине «Аксессорайз».

– А где твой подарок для Три? – спросила отца Хоуп.

Наверное, я должна была догадаться, что для себя подарок мне тоже придется купить самой. Но я же, как дура, верила, что мама искренне удивляется, открывая коробку с дешевыми духами каждое Рождество.

– Ну, – неловко промямлил отец, – я не знал, что тебе купить, Тесс. Поэтому решил, что лучше ты сама выберешь себе что-нибудь по душе.

Он встал, вытащил бумажник из заднего кармана и отсчитал сначала пять, а потом, зная, что на него смотрит миссис О’Нил, еще пять десятифунтовых банкнот. Это было очень щедро, конечно, но мне было бы приятнее, если бы он сам купил мне подарок.

Мама всегда дарила мне ежедневник. Самый обычный, размером с тетрадку. Но мама всегда сама делала для него обложку из ткани и вышивала на ней мое имя и год. С тех пор как мне исполнилось десять лет, это было первое Рождество без ежедневника.

В обед мы открыли коробку с двенадцатью праздничными хлопушками с сюрпризом. Дома у нас таких никогда не было – они стоили слишком дорого. Когда Хоуп оправилась от первого неожиданного хлопка, она так увлеклась, что пришлось разрешить ей вскрыть все хлопушки и собрать все призы, которые были внутри. Хоуп сложила эти сокровища в свою новую розовую сумочку, подаренную ей Долл. Нам удалось уговорить ее оставить для нас хотя бы праздничные бумажные короны.

– Все-таки Рождество – это в первую очередь детский праздник, правда? – несколько раз говорил мистер О’Нил, словно напоминая об этом самому себе.

Миссис О’Нил приготовила индейку со всеми возможными подливами и гарнирами. Для Хоуп она даже сделала маленькие колбаски, а на десерт ей выдали целый лоток сливочного мороженого с кучей украшений из мармеладок, шоколадных кружочков и конфет – миссис О’Нил прекрасно знала, что не все дети любят рождественский пудинг.

Днем папа с мистером О’Нилом ушли в паб, а Хоуп села с миссис О’Нил смотреть детский фильм по телевизору. Когда мы с Долл закончили мыть посуду, она предложила нам пойти погулять.

Зимнее солнце отражалось на воде бледной серебристой дорожкой. Сейчас, когда цвета природы были приглушены дымкой тумана, было понятно, почему наш городок так привлекал художников в сезон урожая. Сам Тернер любил тут рисовать. В наши дни большинство домов Викторианской эпохи, ранее служивших богатым лондонцам летними загородными резиденциями, превратились в дома престарелых или инвалидов с медицинским уходом, где тянули свои дни алкоголики, наркоманы и сумасшедшие, слоняясь днем по улицам города. В окнах этих печальных домов висела мишура.

На улице попадались редкие прохожие, вышедшие растрясти свой праздничный обед. Игровые автоматы непривычно молчали, и в тишине я выхватывала обрывки чужих разговоров.

– Как печально, бедные мальчики… – сказала пожилая женщина в кресле-каталке своей молодой компаньонке, катившей кресло.

– Да, такая трагедия…

«Интересно, они говорят о чем-то своем или о событиях в королевской семье?» – подумала я.

Двое молодых мужчин лет тридцати шли нам навстречу, вероятно, братья, приехавшие на праздники к родителям. Или пара геев? Приблизившись к нам, один из них явно отметил Долл. Значит, не гей. Второй продолжал разговор:

– …вот в чем подвох, когда живешь как в кино… – Весь его вид – дешевые джинсы, кожанка цвета детской неожиданности – говорил о том, что жизнь его сложилась не так, как ему хотелось бы.

– Как думаешь, о каком кино они говорили? – спросила я Долл.

– Какое кино?

– А, не важно.

Я всегда подслушиваю чужие разговоры и придумываю истории о том, кто эти люди и что у них происходит в жизни. Мама была такая же. Бывало, мы с ней сидели в кофейне на набережной, болтали, как обычные люди, но стоило уйти парочке, сидевшей за соседним столиком, как мы сразу же начинали обсуждать все, что успели услышать.

– Совесть у него явно не чиста… Не поверила я ему, когда он начал извиняться. А ты? Мне кажется, она – его любовница. Что думаешь?

С Долл все было по-другому – у нее самой всегда имелось что рассказать.

Мы спустились к пляжу. Был отлив, и море было совершенно спокойным. Легкие волны, словно шелковый шлейф, с шорохом накатывали на ровный влажный песок.

– «И днем и ночью тихий плеск у дальних берегов…»

– Что? – спросила Долл.

– Это из маминого любимого стихотворения.

– О…

Есть ли срок давности у человеческого горя? Три месяца? Полгода? Даже лучшие подруги не смогут вечно тебе сопереживать. Может быть, мне пора бы уже «свыкнуться», «пережить это»? Или все это лишь фразы, придуманные теми, кто ни разу в жизни не терял близких?

– В Италии принято навещать умерших родственников в Рождество, – сказала Долл. – Перед входом на кладбище продают цветы. По-моему, это хорошая идея. Как считаешь?

Я подумала о маминой могиле в самом дальнем конце кладбища. Насколько я понимаю, земля должна осесть, прежде чем можно будет поставить надгробие, поэтому ее могила пока была без памятника. Мне было грустно думать, что она лежит там одна, посреди чужих людей, под грудой увядших цветов и промокших игрушек. На соседней могиле было установлено черное надгробие в форме сердца с выбитой надписью: «Ты навечно в сердцах». Мама была бы в гневе от такой безграмотности, она была очень щепетильна в отношении правил языка. Надо было мне сходить к ней на могилу. Но мне и в голову такое не пришло, просто потому, что я не могла представить, что мама лежит там.

– Фред говорит, так они приобщают усопших к общему веселью, – продолжала Долл.

– Фред? – тут же включилась я.

– Фред Маринелло. Его отец – итальянец.

– Неужели!

Смысл моего вопроса, который она, конечно же, поняла, был в том, с чего бы это у нее были такие познания о его семье. Надо пояснить, что Фред был капитаном футбольной команды и самым крутым парнем в нашей школе. В возрасте шестнадцати лет ему предложили контракт в местном полупрофессиональном клубе, и он стал самым молодым в истории клуба игроком. А теперь еще ходили слухи о том, что его заметили и прочат ему место в команде «Арсенал». Об этом даже писали на первой полосе местной газеты под заголовком: «Ждет ли Фреда Премьер-лига?» В нашем городе он был едва ли не самой знаменитой личностью, и все девчонки параллели, конечно, мечтали об этом парне.

Хотя, если подумать, накануне вечером в баре он был с компанией приятелей, и Долл по пути в дамскую комнату перекинулась с ним парой слов, при этом я видела, как она указала в мою сторону, словно говоря, что вот там мы сидим.