– Мать могла бы отвести ее в какой-нибудь кризисный центр для жертв насилия.

– Вы основательно подготовились к теме. Однако из записей мы видим, что родители совершенно не заметили или не пожелали заметить, что с их дочерью произошло что-то страшное. А ведь Алиса давала поводы поинтересоваться.

– Траур, и все такое?

– Конечно! – кивнул доктор. Он вошел в профессиональный раж, глаза блестели, а пальцы непонятно почему дрожали, теребя шариковую ручку.

– Они ничего не хотели видеть!

– А зачем? Проще же говорить себе – это доченька моя опять с ума сходит, непутевая. А у меня все в порядке.

– И что потом? При чем тут наркотики?

– А ни при чем. Я не думаю, что наркотики появились вот так сразу. Скорее всего, до них еще прошло какое-то время, возможно долгое. А вот окружение свое она полностью сменила уже через неделю. Она ушла из дома?

– Да, я тогда ей часто звонил. Ее сначала просто не было, а месяца через два они стали отвечать, что она там больше не живет. Потом уже я узнал, что она в Питере. Но как она туда попала, я не знаю до сих пор. Сказала – вышла замуж. И все.

– Неважно. Она была отвергнута – родителями, мужчиной и обществом в лице этих скотов. Она сама решила, что та Алиса, что была, – умерла. Появилась новая. Та, которая согласилась с общим мнением. Да, я дерьмо. Вы так считаете, так оно и есть. И потом после этого она отправилась искать людей своего круга. Такие же отбросы.

– Найти самое дно! – вдруг сказал, думая о чем-то своем, Миша.

– Что?

– Она как-то сказала, что пыталась найти самое дно.

– Очень образно. Все-таки какая яркая, интересная женщина. Действительно жаль, что жизнь ее так поломала.

– Но мы все поправим.

– Не обольщайтесь. Все исправить не удастся точно. Если мы в принципе переломим ход событий, будет уже чудо. Не больше. Ее юность прошла так, как прошла. И ничего заново уже не перепишешь. Она нашла это свое самое дно. И того мужчину, что ее полюбил там, на дне.

– Ее муж? Наркоман и убийца?

– Он самый. Он женился на ней и сделал ей ребенка. Может быть, она только поэтому до сих пор жива, а не выбросилась из окна, как мечтала.

– Ничего себе мечта, – охнул Миша Потапов. Как же все сложно! – А если бы не он, она бы пошла дальше?

– Наверняка. В ней до сих пор сильны суицидальные стремления. Исчезнуть, уйти, пропасть. Раз я никому не нужна – я не хочу жить. Все просто, не правда ли? И страшно в простоте. Она не понимала, что происходит. Она не хотела пойти, лечь в ванну и резануть себя по венам, но подсознательно ждала, что кто-то или что-то сделает это за нее.

– Как же быть? – спросил Миша, не в силах больше слушать об ужасах психологии. «На сегодня все, – решил он про себя. – Иначе сам свихнусь».

– Хороший вопрос. Давайте не будем форсировать события. Пока просто постараемся потихонечку вернуть ей веру в себя. Купите побольше модных женских журналов и постарайтесь подсунуть ей их под нос. Если не станет читать – читайте сами, вслух. Словно бы вы хотите с ней поделиться понравившейся мыслью и фразой.

– Женские журналы? – изумленно вылупился Миша.

– Да! Тоже просто. Там легко и доступно написаны очень правильные вещи. Ты неповторима. Ты должна себя любить. Ты ни в чем не виновата. Мужики – козлы. Простые и целебные в нашем случае мысли.

– Ну, не знаю, – с сомнением протянул Потапов. Он ожидал чего-то серьезнее.

– А вы хотели таблетку от всех хворей? Так у меня ее нет.

– Я не имел в виду...

– Послушайте, она долго и трудно покидала мир нашего социума. Мир так называемых «нормальных» людей. Она не сможет взять и впрыгнуть обратно за пять минут. На сегодня будет достаточно приучить ее читать обычные человеческие журналы. Раз уж у нее нет нормальной подруги. О’кей?

– Ладно, – буркнул Миша.

– С вас тридцать долларов. И еще. Я могу оставить эти листки у себя? Хочу их более тщательно изучить. – Доктор кивнул в сторону лежащих на столе нескольких тетрадных листков.

– Конечно. Это копии. Оригиналы я вернул на место. Чтоб она не хватилась.

Миша вышел из комнаты, в которой сегодня ему было так тяжело. Мысли роем бродили в его голове. Он подошел к метро и купил букет цветов. Уверенность в собственной личности? Что ж, будем работать.

А пожилой психоаналитик еще долго сидел за своим красивым столом в тишине кабинета и вчитывался в измятые листы, исписанные крупным, порывистым почерком, и пытался проникнуть за завесу из чувств и эмоций, чтобы найти ответ на вопрос, у которого почти и не было ответа. Что же с тобой случилось, девочка Алиса?

Неделю назад я умерла. Всю эту неделю я наблюдала за собой, несколько отстраненно, сверху. Пыталась понять, каково это – быть мертвой. Руки-ноги на месте, в голове бродят какие-то сумбурные мысли типа: пить чай или не пить? Зачем пить чай? Слова застряли в горле комом. Воздух через этот ком идет плохо, сочится через пластилиновую бесформенную массу, с трудом перебирается через грудь к легким и оседает, не давая ни насыщения, ни удовольствия. Дышишь, а надышаться не можешь, словно бы часть легких просто исчезла. Нормально для умершего. Глаза равнодушно смотрят на стены привычной комнаты, но в ней нет больше ничего, что бы радовало или раздражало. Словно та туча, что сгустилась вокруг меня в день, когда Артем вышвырнул меня из своего дома и из своей жизни, так никуда и не делась. Осталась, нависая пеленой, сквозь которую никакие чувства не доходят до меня. Родители, брат, телефонные звонки. Умыться, почистить зубы, застелить кровать. Лечь на нее и пролежать весь день. Подняться, расстелить постель, почистить зубы и лечь обратно. Зачем чистить зубы? Зачем застилать кровать? Я носила траур всю неделю. Нашла черную водолазку, черные джинсы и черные носки. В черном как-то спокойно. Словно бы сама себя отпеваешь. Что же делать? Что делать? Нужно ли что-то делать? Где взять воздуха?

В тот день я бродила по городу, не в силах собрать себя по распавшимся частям. Куда идти? С кем поговорить? Кто согласится разделить со мной мою боль? Кто поверит, что вокруг меня зависло это поганое черное облако?

– Явилась? Глаза твои бесстыжие! Видеть тебя не могу!

– Что, нагулялась? Шалава!

– Дрянь, дрянь, дрянь! – отдавалось у меня в ушах. При мысли о подобной встрече домой идти мне хотелось меньше всего. Только не сейчас, не сию минуту. Если бы у меня оставался Мишка, если бы он все еще оставался! И почему Артем разбил все, что у меня было? Чем я так уж плоха, что можно выкинуть на помойку меня и все, что у меня есть?

«Ты навязывалась! Напилась! Тебя тошнило! – отвечал мне изнутри кто-то гадкий и жестокий. – Кому ты такая нужна?»

«Никому», – отвечала я себе и отправлялась бродить дальше. Может быть, если бы я в тот день дошла хоть до Таньки, одноклассницы, живущей в соседней пятиэтажке, может, тогда все и сложилось бы иначе. Может, я не умерла бы. Но Таньки не было дома, она уехала на дачу на все лето. Я осталась совершенно одна, шла, не понимая, что же теперь делать. Пустоты, черные дыры, провалы, разрывы. Больно, больно, больно... К вечеру я уже совсем не понимала ничего. Если бы мне сказали сейчас прыгнуть с моста, пообещав, что от этого точно, гарантированно станет легче, – я бы прыгнула.