Генерал обогнал ребят, заглядывая им в лица. У всех следы напряженной работы, но ни один пока не выдохся, а Жожо даже подмигнул, когда автомобиль поравнялся с ним. Осталось десять километров. Генерал повел их на боковую дорогу с пологим спуском, глядя в зеркало, как они, перестав работать педалями, разогнули уставшие спины. Хорошие ребята. Получится. Уверен, что получится.

Незаметно для себя он выехал на середину дороги и еле увернулся от мчащегося навстречу «порше», услышав лишь урчание выхлопной трубы и мельком разглядев за стеклом копну светлых волос. Черт побери, подумал он, ну и машина — минимум полмиллиона франков, да в придачу к ней еще на несколько миллионов светлых кудрей. Везет же некоторым.

Поднимаясь к дороге на Кавайон и далее к автостраде, Николь почти не заметила группу странно одетых велосипедистов. Она все еще не остыла после обмена любезностями с Дюкло в гараже; он отказался дать ей машину, пока она не рассчитается с ним за ремонт. И какой счет! Счет, достойный того, чтобы его поместить в рамку. Она так и сказала ему, подписывая чек, который, несомненно, не будет оплачен, если по приезде в понедельник в Лондон она не позвонит месье Жилю из «Креди Агриколь». Правда, месье Жиль симпатяга и очень отзывчив к ее частным денежным затруднениям, но даже при этом нехорошо так начинать поездку.

Этим воскресным утром и в Кавайоне и на мосту машин было мало, а на автостраде не было грузовиков. Николь держала хорошую для «порше» скорость, испытывая приятное ощущение от удобно облегающего бедра глубокого сиденья, запаха кожи и оттого, как плавно машина вписывается в повороты. Какое удовольствие после ее крошечной развалюхи, которой, если верить Дюкло, нужны новые шины и Бог знает что еще, чтобы она протянула еще год. Вдобавок еще дом в Брассьере — просто мелкий ремонт, но и он всегда кончается счетами на тысячи франков, — а в ноябре надо платить налог на жилье. Все время приходилось с трудом укладываться в алименты, да и те были под угрозой, с тех пор как бывший муж переехал в Нью-Йорк. Бывшие мужья взяли в привычку исчезать в Америке. Так уже случилось с двумя ее подругами.

Она пробовала подрабатывать. Сначала в магазине женской одежды в Авиньоне, а когда он разорился, у агента по торговле недвижимостью, пока тот не зашел слишком далеко в своих ухаживаниях. Пару раз за сезон ей удалось выступить посредником при аренде дома, какое-то время служила рекламным агентом у строительного подрядчика, но все это приносило крохи, к тому же надоело. Она устала и, поскольку ей давно перевалило за тридцать, начинала испытывать опасения за будущее. Квартирка в Париже заложена и перезаложена, и на будущий год придется расстаться либо с ней, либо с домом. Наверное, лучше вернуться в Париж. Ей не хотелось, но там, по крайней мере, можно кого-нибудь встретить. На земле Прованса свободных мужчин было небогато.

Она нажала на педаль, чтобы обогнать большую «рено». Скорость возбуждала, и настроение переменилось. Она представила себя старухой, влачащей существование наедине с пуделем в Париже. Нет, что-нибудь да подвернется. В конце концов она едет встретиться со свободным мужчиной в Лондоне. Довольно перспективным неженатым мужчиной.

Она оглядела машину, желая увидеть следы его присутствия — темные очки, свитер, коробку сигар, книгу, но ничего такого не обнаружила. Машина в прекрасном состоянии, с мизерным пробегом, без следов хозяина. Игрушка богатого человека, которой редко пользуются. Когда она говорила с ним, казалось, что он почти забыл о ее существовании. Правда, судя по голосу, он был рад разговору с ней — был дружелюбен, охотно смеялся, словом, как за тем обедом, француз в этом случае вел бы себя или сугубо официально, или излишне фамильярно, а он был — как это слово, которое часто употребляют англичане? — мил. Очень мил. Она решила не останавливаться в Париже, а ехать до Кале и тем переночевать. С ранним паромом она успеет в понедельник к полудню добраться до Лондона.

В Дувре лил проливной дождь. Съехав в парома, Николь пристроилась в очередь ожидающих таможенного и пограничного досмотра, достала паспорт и закурила. Машины медленно продвигались по зеленой полосе.

Стоящие под козырьком здания двое таможенников, разглядев среди видавших виды семейных экипажей блестящий черный «порше», изучающе поглядели на сидевшую за рулем блондинку. Утро было скучным, а хорошенькая блондинка, путешествующая в одиночку в дорогом автомобиле… ну, могла оказаться «лошадкой», разве не бывает? Классической. Несколько килограммов под обивкой дверей. Стоит взглянуть. Определенно стоит.

Один из таможенников не спеша прошел вдоль очереди и постучал в стекло Николь.

— Доброе утром, мадам. Будьте любезны, ваш паспорт.

Николь, не выходя из машины, подала паспорт.

Француженка. Можно было узнать по духам. И так рано.

— Откуда едете, мадам?

— Из Прованса.

— Прованса?

— Это на юге Франции.

— А где это, если точнее? Ницца? Марсель? Где-нибудь там?

— Да. В часе езды от Марселя.

— Понял. Примерно час от Марселя.

Таможенник вернул паспорт, прошел к передку машины и, поглядев на номер, вернулся назад.

— Машина ваша, не так ли, мадам?

— Нет. Я перегоняю ее другу в Лондон.

— Другу. Понятно. — С казенной вежливой полуулыбкой он наклонился к Николь. — Будьте любезны, мадам, поставьте машину туда. — И указал на пустующую красную полосу.

Николь почувствовала, как пассажиры других автомашин оборачиваются в ее сторону.

— Но я…

— Благодарю вас, мадам.

Он выпрямился и следом за «порше» зашагал к красной полосе. В наше время, зная, на что способны люди, осторожность не помешает. Во всяком случае, надо как-то убить остающиеся до конца смены два часа. К тому же он никогда не любил французов. Чванство так и прет. Кому в здравом уме нужен этот чертов туннель под Ла-Маншем? Он посмотрел на вылезающую из машины Николь — высокие каблуки, шелковые чулки, — дорогая штучка. Классическая «лошадка». Правда, он в жизни ни одной не видел.

Они отогнали машину и провели Николь в тесную, грязную, прокуренную комнату. На стене плакат ветеринарной службы о бешенстве. В окно видно, как за пеленой дождя скрываются последние машины с парома. Добро пожаловать в Англию. Она дрожала, непонятно почему чувствуя себя виноватой. Во Франции она бы спорила, требовала объяснений, а здесь была иностранкой, не уверенной ни в себе, ни в знании языка, чтобы выразить свое недовольство этому краснорожему чиновнику со злыми глазами. Ей ужасно хотелось выпить чашечку кофе.

Так прошел час. Потом дверь открылась.

— Кажется, все в порядке, мадам. Вот ваши ключи. Извините за задержку.

— Что вы искали?

— Незаконный груз, мадам, незаконный груз.

Он проследил взглядом, как она поднялась, завела машину, заглушила мотор, снова завела. Жаль. Он был готов поклясться, что она настоящая «лошадка».