Еще в первый же день, когда мы удирали строго на запад в степь, я заметил, что он как-то неуверенно наступает на правую ногу, но тогда не обратил на это внимания… Меня куда больше интересовало, что творится у меня за спиной и не предпримет ли пленный очередных попыток удрать, чем здоровье этого самого пленного. К вечеру я упал от усталости и уронил рядом с собой пленного. Дальше идти уже не было сил, а тут был небольшой овражек – хоть какая-то защита от пронизывающего ветра и чужих взглядов. Надо было подумать, как жить дальше. Ничего, к чему можно было бы примотать пленника, тут не нашлось. Долго думал, потом его собственным и своим ремнями примотал пленного к его же копью… В смысле руки и ноги. Он теперь даже согнуться не мог, а укатиться в степь в знакомой уже нам обоим манере не позволили бы крутые стены овражка. Вывалил содержимое его сумки на землю… Там было много странных вещей, но не было огнива или чего-то похожего на еду… Какой же идиот едет в степь без огнива? Ладно. Черт с ним. Напился воняющей мокрой кожей воды из небольшого бурдючка у себя на поясе. Вытянул кляп и дал напиться пленнику. Сначала он присосался с немалым энтузиазмом, потом начал материться. То, что это был отборнейший мат, я понял по выражению лица этого фрукта. С такой злобной гримасой можно только материться, проклинать и обещать страшную-страшную-страшную расплату. А и хрен с тобой. Врезал ему несильно по морде… Не за то, что ругался, а за то, что огнива не взял… Поискать, что ли, подходящие камни тут? Уже темно… Дебил, ведь полдня шел по степи… Высматривал что угодно – погоню, попытки побега, сусликов-кроликов, а додуматься поискать пару кусков кремня в голову не пришло. Почему-то был уверен, что обязательно найду огниво в сумке своей добычи. Обломился.

Спать лег на голодный желудок. Всю ночь бросало из жара в холод. Я то трясся от невыносимо холодного куска льда на месте своих внутренностей, то пытался скинуть с себя всю одежду, обливаясь потом и задыхаясь от недостатка кислорода… Заснул только под самое утро. Проснулся от дикого рева.

Уж на что я не был воином… уж на что был измучен болезнью и бессонной ночью, но этот рев заставил меня подскочить на ноги, сжимая в руках привычную дубинку. С ближайшего края овражка на меня смотрела глумливая морда верблюда, необычайно довольного тем эффектом, что произвело его утреннее пение. Дабы подкрепить эффект, он исполнил «на бис» еще пару серий трубных рычаний, переходящих в стоны и визг. Затем, скромно прикрыв глаза длиннющими ресницами, замер в ожидании заслуженных аплодисментов… Будут щас тебе аплодисменты. Басков хренов. Дай мне только до тебя добраться, я тебе по морде так нааплодирую, забудешь, как звали!

Но сил исполнить угрозу не было. Было только желание упасть обратно и больше уже в этом году не вставать. Прикрыл веки, но за ними меня уже ждал старый приятель Нра’тху. Он вылез откуда-то из-за глазного яблока и строго погрозил мне пальцем. Отвали, сволочь! Ты даже жеста такого не знаешь – пальчиком грозить это не в твоем стиле, ты привык кулаками шуровать да пендели отвешивать…

Однако старая мертвая сволочь был прав. Расслабляться нельзя… Мысленно на каждом шагу вопя и стеная о себе любимом, подошел к пленнику. От него воняло. Ну еще бы, вывести до ветру я его вчера не соизволил, вот ему и пришлось в штаны гадить. А у меня на эти штаны были такие планы!

– Встал! Пошел!!! – заорал я на бедолагу, после того как отвязал его от копья. – Я тут с тобой шутки шутить больше не буду… Еще раз дернешься бежать, заставлю все говно из штанов мельхиоровой ложечкой скушать. Понял?! Понял я тебя спрашиваю?

Насчет мельхиоровой ложечки не уверен, но интонацию, кажись, мужик уловил правильно и зыркнул на меня таким взглядом, что, не будь я сейчас полумертвым, перепугался бы до смерти. Но сейчас мне были по фигу и его взгляды, и читаемые за ними желания. Я пнул его ногой и отступил на пару шагов в сторону, как бы давая пространство для подъема, и сделал соответствующий жест. Он еще долго разгонял застоявшуюся кровь, прежде чем смог подняться на ноги. А потом я навьючил на него большую часть своего имущества и погнал на юг, туда, где меня ждал горячий костер и много-много еды. За спиной раздались шаги, – там топал верблюд, кажется, чрезвычайно довольный своим приключением. Несколько раз мне показалось, что он мне задорно подмигивает, кивая на барахло, которое я понавешал на его старого хозяина. Он явно сгорал от предвкушения, как будет рассказывать эту историю другим верблюдам. Это было единственное существо в нашей компании, довольное своей жизнью и текущим моментом.

Кролики встречались. Сурки тоже… Пару раз я даже кидал в них дротик. Но каждый раз мимо. Реакция у меня была замедленной, рука вялая, и дротик вылетал из руки обычно уже тогда, когда животина благополучно успевала удрать из зоны поражения. Несколько раз пытался разговорить пленника… но мозги вращали извилины с жутким скрипом, мысли путались, и ничего дельного из этого не вышло. Неудивительно, что я не сразу заметил, что ему не менее паршиво, чем мне. Догадался об этом я только после того, как он рухнул без сознания… Я рухнул рядом и только спустя какое-то время нашел в себе силы отвесить ему несколько пощечин, единственное известное мне средство по выведению из обморока. Сработало. Он очнулся и что-то начал бормотать… Вот только тут я почему-то обратил внимание, что его язык был абсолютно непохож ни на степной, ни на язык Осакат… Что-то такое очень певучее, с множеством сдвоенных гласных и с минимумом согласных. Кажется, сегодня он не ругался, не испепелял меня взглядом, а просто пытался что-то объяснить. Угадав, не столько по словам, сколько по постоянно скошенному вниз и направо взгляду, задрал на нем рубаху и глянул на тело. Там был огромный синяк, охватывающий почти всю правую сторону. И цвет этого синяка мне сильно не понравился. Я, конечно, в медицине ни бум-бум, но цвет у этого синяка был реально жуткий. А вот то, как ходили ребра во время дыхания, было мне вроде знакомо. У меня они так же ходили, когда шаман мне их сломал. Похоже, я вчера отделал мужика куда сильнее, чем рассчитывал. Ну что мне с ним делать? В смысле, как довести живым еще через полсотни километров?

Разобрал остатки нашего имущества. Ни хрена не нашел… Веревки и ремни кончились. Да и не сильно бы они тут помогли… Подумал. Взял сумку пленника, опять вытряхнул ее содержимое на землю, вызвав взрыв возмущения и воплей, потом разрезал ее по швам своим новеньким кинжалом… Даже толком порадоваться не смог тому, насколько он острый. Из кожи сумки сделал что-то вроде бандажа, охватывающего середину тела пленника, чтобы зафиксировать ребра… Примотал своим старым поясом, взамен которого давно уже нацепил крутой пояс вояки. Извиняй, браток, больше ничем помочь не могу! Разве что… Развязал веревки на руках и связал их уже не за спиной, а спереди. Пусть хоть будет возможность гасить удары при падении. Да и вообще, когда есть возможность держать руку на больном месте, вроде не так и болит… Скомандовал «Встать!». Он замотал головой, что-то истерично вереща и не отрывая взгляда от вываленного на землю барахла… Видать, что-то шибко ценное… Но что именно, выяснять не было сил, просто собрал все барахло и, сложив в узел, сделанный из моей старой жилетки, повесил его на поднявшегося пленника, и мы опять понуро побрели по степи…