Проходя мимо Стёпы, Таисия треплет его по волосам.

- И тебе привет, Степан Борисыч.

Давлюсь воздухом, в шоке распахивая глаза.

- Ой... Робертович, кажется, да? - исправляется она.

Часто и убедительно киваю, потеряв дар речи.

- Просто на Бориса Горыныча нашего очень похож, - машет она непринужденно рукой, наивно улыбаясь. - Вот и навеяло.

Они издеваются надо мной?!

Смотрю внимательно в глаза Таисии. Там все очень миролюбиво и добродушно.

- Шоколад можно тебе? Меня угостили хорошим... - достает коробочку.

- Немножко, - неровным голосом отвечаю я.

- Ты бабочку будешь, ракушку или гитару? - показывает ему отлитый в формочки шоколад.

- Гитару-гитару-гитару! - радостно прыгает на пятой точке Стёпа. - Я люблю гитару!

Забирает.

- И маме.

- Обязательно, - протягивает мне коробочку.

Беру себе бабочку.

- Спасибо!

Пациент - Бойко - в палате напротив. Мы идём к нему.

- Стёпа... - тихо напоминаю я. - В Маке очень много вкусных гадостей.

Хлопает в ладоши в предвкушении.

- А папе не скажем?

- Секретик... - киваю я.

Опрашиваю Бойко, изучая его анализы и эпикриз, клинический диагноз: основной, сопутствующий, осложнения... Уточняю всё у больного, переспрашиваю у него одно и то же. Сложно сконцентрироваться.

Одной половиной мозга, я все время со Стёпой. И постоянно смотрю в открытую дверь. Вдруг все-таки убежит?

Таисию вызывают куда-то, она отходит.

Неожиданно, из соседней палаты раздается хоровой женский визг! Истошный и отчаянный.

Я подскакиваю на ноги, выбегаю в коридор. Там, сталкиваясь, с Ириной Васильевной, старшей медсестрой отделения. Мы забегаем в соседнюю женскую палату.

Женщины разметались по углам, запрыгнув на кровати с ногами. Одна, выдергивает себе капельницу, глядя куда-то за дверь.

От адреналина кажется воздух загустел!

Повисает тишина...

В ней слышен какой-то монотонный тихий скрежет. Где-то сзади. Словно мышка…

Ирина переводит взгляд мне за спину, и я вижу, как его глаза увеличиваются от ужаса.

Громко втянув воздух, отскакиваю от двери, прячась за Ирину Васильевну.

За дверью мохнатый черный паук!

Огромный!

Скребётся в углу. Разворачивается и ползет в нашу сторону.

- А-а-а-а!

Палата взрывается новой какофонией визгов.

Мы с Ириной Васильевной участвуя в общей панике, отбегаем к дальней стене.

- В чем дело? - заглядывает Чадов.

На голове голубая цветастая бандана, в цвет синей униформе.

- Та-та-та-там! - дружно указываем мы все на паука, упершегося в ножку кровати и копошащегося в тени.

Борис озадаченно поднимает бровь, разглядывая эту мерзость.

И только после того, как он появился, я чувствую как приступ острой арахнофобии отступает. И... он же не настоящий! - вдруг замечаю я.

Чадов делает шаг к пауку, поднимает его.

- Спокойно, дамы, это игрушка.

Возмущенный гул.

- А Степаха где?.. - смотрит мне в глаза.

- А зачем тебе Стёпа? - лепечу я.

- Так это ж его, - взмахивает шевелящиеся пауком. - Я вчера дарил...

- Чадов!! - хватаюсь за горло. - Ты совсем с ума сошел?! Паук??

Оборачиваюсь к пациенткам.

- Извините нас, пожалуйста. Мы сейчас это унесем.

Стуча каблуками, выбегаю в коридор следом за Чадовым.

- Какое счастье, что Хасанов не видел этого ужаса! А если бы у кого-нибудь случился эпилептический припадок или сердечный приступ?! - шёпотом ору на Чадова. - Ты понимаешь, что делаешь?!

- Откуда я знал, что вы принесёте его сюда?

- Аа... То есть, если бы случился у меня дома, то нормально?!

У него такой взгляд, что кажется, сейчас я буду втрамбованна в стену и сладко изнасилованна. Я хорошо знаю этот взгляд...

Но слишком много посторонних глаз. Медсестры, пациенты выглядывают, пытаясь понять кто и почему кричал.

И взгляд его немного гаснет, он опускает его в пол.

- Степе отдашь? - протягивает.

- Эй! - отскакиваю подальше. - Не тыкай этим в меня.

- Ну ладно, посмотри, какой мягонький, - улыбается, протягивая опять на ладони.

Настороженно смотрю.

Паук и правда очень красиво сделан. Но в руки взять - нет, нет и нет! Стёпа расстроится, если не забрать... Он обожает пауков.

- Ладно... Сам ему верни, - стреляю страдающим взглядом на ординаторскую.

И захожу за Чадовым следом.

А Стёпы нет...

Там где я его посадила - его снятые джинсы. "Приклеены" к дивану, как договаривались. А его самого нет!

- Он сбежал! - выдыхаю я испуганно.

- Да никуда он не сбежал. Паука ищет, Юль. Сядь, я найду его сейчас.

В шоке стою, глядя на маленькие джинсы.

- Больница огромная... Он может выйти на улицу.

- Зачем? Пауки не любят холод. Он будет искать его в темном месте. На лестнице или в подсобке.

Найди его, пожалуйста...

Закрываю глаза, чувствуя, как Чадов проходит мимо.

В ординаторской громко тикают настенные часы.

Чего ты стоишь, Крынская?! Беги, ищи ребенка!

Но Чадов сказал - сейчас найду, и мое нутро, вопреки всякой логике ему верит.

Заторможенно разворачиваюсь к двери. Слышу издали Стёпин тоненький голос и низкий - Бориса.

Нашел!... Мгновенно!

Заходят. Стёпа на руках у Чадова.

И в моей груди растекается теплом, восторгом и облегчением. Мне хочется обнять их! Таких красивых и таких похожих.

А Роберт на руки Степу не берет... И раньше меня это не ранило, потому что Стёпа уже большой и тяжёлый. А сейчас, видя, как тот довольно сидит на руках у Чадова, по-свойски обнимая его одной рукой за шею, мне больно от этой разницы.

- Стёп, - сводя брови от огорчения, беспомощно смотрю в глаза сыну.

Сжимает в руках паука.

- Он убежал, мам...

Чадов опускает Степу на пол.

Мы смотрим с Борисом друг другу в глаза.

- Спасибо...