Когда же они начали жаловаться на то, что их одолели вши, он засунул руку под рубашку, поймал жирную вошь, пожал плечами и раздавил ее.

В воскресенье состоялась месса по погибшим, которую проводили два духовных лица. К удивлению некоторых офицеров, весь полк захотел принять причастие, что и было сделано. Даже Эрхард, поддавшись на мои теологические уловки, дал себя уговорить и пошел на отпущение грехов.

– Я не делал этого уже три года, – сказал он.

– Тогда самое время, – подзадорил его я. – Завтра ты сам можешь сыграть в ящик.

Процедура всеобщего отпущения грехов произвела большое впечатление, и многие были рады закрыть таким удобным образом свои счета перед Богом. Тут опять появился Треско и стал рассказывать, что раненого Цанглера отправили на родину, признав его негодным для дальнейшего прохождения службы. Я слушал его с большим удовольствием.

Мероприятия по воодушевлению солдат продолжались. Их организаторы умело воспользовались душевным состоянием бойцов, их реакцией на пережитый страх в состоянии телесного благополучия, когда человек становится более восприимчивым, как, например, при принятии чашечки чая или кофе после тяжелой физической нагрузки.

Дни становились все холоднее. Я заставил всех наших 30 лошадей хорошенько попотеть и отправился на новом коне на прогулку. Повозки были отремонтированы, орудия разобраны, почищены и собраны вновь. Пришли мешки с почтой за последние недели.

Было по-осеннему прохладно, и к тому же зарядили дожди, когда мы переправлялись через Днепр недалеко от Кременчуга. Город, раскинувшийся на северо-восточном левом берегу реки, имел вытянутую форму и, по всей видимости, пришел в запустение еще в мирное время. Рядом со старыми домами виднелись большие поленницы и козлы с пилами. Мостовые были вымощены булыжником. Повсюду стояли ларьки.

Проследовав город, мы расположились в небольшом селе и наблюдали, как мимо нас, лязгая гусеницами, проходили танки танковой армии Клейста[57]. В ее состав входила одна итальянская дивизия, укомплектованная из неаполитанцев и полностью моторизованная. Это было самым лучшим из того, что мог послать нам Муссолини. Множество низкорослых мужчин с кислыми лицами и черными волосами производили впечатление предприимчивых людей. Их саперы воздвигли прекрасный мост длиною в 100 метров над коричневыми водами реки Псел.

В течение дня мы прошли 35 километров, все это время я провел в седле. Затем проследовали село Ковали, где нам навстречу шли длинные колонны русских военнопленных.

Нам никак не удавалось насладиться покоем, Хюбл и Колб опять поругались. Затем разговор перекинулся на повара, награжденного ранее крестом за военные заслуги. Готовил он действительно отвратительно, и наше терпение лопнуло.

– Повар! – орал Фербер. – Это не повар! Уж лучше я буду поваром! Сам трескает свинину, а нам подсовывает рыбные консервы!

– И мармелад! – поддержал его Рюкенштайнер. – Не забудь про мармелад! Проклятый мармеладный пруссак!

– Когда я был в штабе полка, – встрял Эрхард, – мой старый приятель писарь рассказал мне, что, пока мы находились на том чертовом острове, Мускат в тылу в двадцати километрах от нас охотился за курами.

– Ну да, – не выдержал Деттер, – а обоз на это время бросил в городе!

– Не говорите мне про этот остров! – взвился Хюбл. – Зачем только нас туда послали? Никто не знает ответа! Эти никчемные господа там, в штабах, совсем с ума посходили!

– У меня закончились сигареты, – перебил всех Бланк. – Одолжи мне свои, Вилли. Ну, чего стоишь? Подойди ко мне!

– Одолжить тебе? – отозвался Рюкенштайнер. – Попроси лучше у пруссака, а заодно мармелад и рыбные консервы!

Вечером нам должны были выдать шнапс в качестве доппайка. Мускат, проезжая мимо нас, выпятил грудь с крестом, остановился и соскочил с повозки. Мы поинтересовались, сколько ему пришлось пролить крови, чтобы заслужить эту награду.

– А что? – смутился Мускат. Он был пожилым человеком и не ожидал подвоха.

Никто не отозвался. Тогда он кивнул и поехал дальше.

– Куриной крови! Куриной крови! – вдогонку ему крикнул Рюкенштайнер.

Теперь до Муската стал доходить тайный смысл нашего вопроса. Он ничего не ответил и только прибавил скорости, направляясь в штаб. После гибели Шоберта Мускат временно замещал его на кухне нашего армейского корпуса.

– Ничего, подождем, пока танки Клейста возьмут Полтаву, – разрядил обстановку всезнающий Эрхард.

И действительно. По ночам нас будил рев моторов проходивших мимо нескончаемых тыловых танковых частей.

25 сентября мы подошли к Полтаве. Здесь Петр Великий наголову разбил армию Карла XII, покончив тем самым с господством шведов на Востоке. Вдалеке был слышен грохот канонады. Этой осенью Полтава долго сопротивлялась, прежде чем пасть. Будут ли тем самым перечеркнуты воспоминания истории?

День был чудесным. Поля уже были скошены. Урожай стоял в копнах и снопах, поливаемый дождями и грозовыми ливнями. С каждым порывом ветра из колосьев сыпались зерна. Стаи отъевшихся мышей так и шныряли мимо щипавших колосья лошадей.

Полтава раскинулась на большой равнине, обрывающейся на юго-востоке перед узкой речкой Ворсклой. Из-за дождей уровень воды в реке поднялся, залив прибрежные луга на востоке. Почва на ее западном берегу была болотистой. В восточном направлении от города лежали бескрайние поля, над которыми нависали низкие облака. И только вдалеке просматривалась темная кромка лесов.

Город представлял собой бурлящий перевалочный пункт. Здесь уже расположились штабы. На столбах висели флаги, а на каждом перекрестке виднелись таблички, стрелки и другие указательные знаки с номерами и прочими обозначениями, в которых и сам черт не разобрался бы. Обычная картина. Заметны были повышенные меры безопасности. Встречались представители разных частей и родов войск. И что особенно удивляло, так это то, что по улицам ездило множество машин.

С правой стороны при въезде в город виднелось сооружение, напоминающее крепость. Полтава была городом средней величины. Улицы в нем располагались квадратно-гнездовым методом. Дома были невысокими, с бельэтажами, что характерно для строительного стиля России XIX века. Перед ними красовались рядами посаженные липы и акации. Проезжая часть улиц была вымощена плотно подогнанными друг к другу булыжниками, по которым машины тряслись с жутким грохотом. При въезде и на выезде из города располагались современные многоквартирные дома, выполненные в ужасном бетонном стиле.

Старые и новые постройки выглядели запущенными и убогими. Но некоторые из них еще не утратили своего привлекательного облика, который они имели во времена Гоголя и Лескова. Летом в домах с большими деревянными террасами, наверное, было очень хорошо. Можно только представить, как по косогорам на крутых берегах реки прогуливались прохожие, любуясь открывающимся отсюда видом на богатые поля с пшеницей и кукурузой. А зимой в домах, скорее всего, жарко топились печи. Люди надевали доходящие до колен валенки и объедались жирной пищей. Небрежное отношение к Полтаве со стороны русских властей, скорее