заходил. За день ни одного стройного гостя, а завсегдатаи будто в воду канули. Савва простоял смену и с разочарованием побрел домой.

Киоск Жанны закрыт, а на автобусной остановке толпилось неестественно много люда. Он не остановился. Иди пешком, и жизнь преобразуется. Но минуя остановку, он поймал неодобрительные взгляды, а за спиной услышал фырканье. Хм… да они завидуют! Ведь он стал лучше, чем они.

Без устали Савва добрался до своего дома и зашел в подъезд, чувствуя себя победителем. Сегодня он сделает еще один шаг навстречу мечте. Он возбужденно подошел к лестнице, взобрался на первую, вторую, третью ступень и сходу на четвертую – половина пролета позади! Он отдышался, с улыбкой спустился и вызвал лифт.

По привычке он потянул руку к кнопке с цифрой четыре, но в замешательстве остановился. Он пристально всмотрелся. На панели вмонтированы дополнительные кнопки с цифрами два и три. Неужели это правда? Он нажал на кнопку – двери лифта закрылись. Тело притянуло к полу: лифт поднимался. Он вышел на своем этаже и долго осматривался. Не верится. Он посмотрел на красную цифру три – номер этажа, на входную дверь своей квартиры и на двери соседей. Теперь незачем переезжать на этаж выше: лифт ходит и на третий. Но и подниматься по лестнице теперь не нужно.

Нет, он не изменит намерение. Это лишь еще одно испытание, которое нужно преодолеть. Да, лифт поднимается на его этаж, но он продолжит ступать к мечте. Савва ободрился. Он вновь не переест на ночь и с блаженством уснет. В воодушевлении он открыл дверь. На пороге стояла мать. Она огорченно всмотрелась в сына. В ее руке висел целлофановый пакет с едой. Савва потупился. «Еду выбрасывать нельзя!» – строго и надменно сказала она.

Помимо сегодняшнего ужина пришлось съесть и вчерашний. Мать невозмутимо надзирала, как Савва давится, заталкивает в рот куски еды и проглатывает. Есть не хотелось, но пришлось. Мать не поймет и не одобрит его стремления. Доедая остатки второго ужина, он еле сдерживал спазмы в животе. Казалось, вытошнит прямо на стол.

«Саввуша, знаешь, – с нежностью сказала мать, – они нас озолотили! Представляешь, только нас, а их нет!»

Он ничего не понимал, да и не хотел понимать. Ему было плохо. Опираясь о стену, он дошел до комнаты и повалился навзничь, не снимая одежды. Нащупал пульт, включил телевизор – экран зарябил. Он тяжело дышал. На выдохе кололо в груди, и дыхание прерывалось. А на вдохе тянуло живот. Говорят, примерно это чувствуют люди, которые задохнулись во сне. Не хочется умирать. Только не сейчас, когда мечта становилась жизнью. Минувшие события дня крутились в голове. Он ворочался, постанывал и уснул в тревоге.

Пробудился от судорог в руках. Он поднес кисти к лицу – они безобразно тряслись. Савва попытался вспомнить сон, вспышкой проскочила картинка: добела испуганная мать и окровавленные кулаки. Но не было ни официанта, ни хозяина во сне.

Он встал и собрался. Вытащил из куртки золотой шар и убрал в ящик стола. Непонятно что с ним делать. И матери пока не рассказал. Он опустил руку в карман брюк, сложенная купюра по-прежнему лежала. Вспомнился незнакомец в шляпе и почему-то стало грустно. В подъезде он замешкался: спуститься по лестнице или вызвать лифт? Идти до работы пешком, поэтому он вызвал лифт.

Поток транспорта шел не прекращаясь. Один за другим останавливался автобус и забирал стоящих на остановке горожан. И вновь эти презрительные, с укором взгляды провожали его, когда он проходил вдоль остановки. Все как обычно, только наоборот: та же неприязнь, но, когда он садился в автобус, а не пропускал мимо.

Савва прогуливался мерным шагом. В мысли закралось подозрение. Взгляд блуждал и наткнулся на широкий столб. Савва приподнял голову и оторопел. На щите с призывом изображена та же молодая пара, но и не та. Оба в купальных костюмах, но светлых, и оба донельзя тучные. На их лицах выпирали пухлые щеки и неисчислимые складки под подбородком. На теле обвислая грудь, а с овального брюха свисали стянутые плавками бока. Ляжки их ног слипались одна к другой. И оба похожи друг на друга. Женщина отличалась лишь пышной прической, а мужчина отсутствием бюстгальтера. Под их ногами светилась надпись: «Эталон». Появилось легкое отвращение, но как-то навязано. И оно мгновенно сменилось гордостью и величавостью оттого, что он сам походил на них. Но и здесь навязчивость. Что-то смущало. Внутри колебался диссонанс, будто на вершине горы столкнулись два человека, чьи взгляды непримиримы.

Он опустил голову. Висело знакомое объявление с подправкой. Он подошел. «В рамках проекта “Подними статус” 24 мая в 10:00 проводится массовое взвешивание. По итогам лучшие получат призы». Внизу приписка: явиться всем эталонам. Двадцать четвертое мая уже завтра.

Терзала неопределенность. Так не хватало чьего-нибудь совета, чьей-нибудь подсказки о происходящем в городе и в нем самом. Он собрался идти, но отдернул себя. На столбе висела скалистая куколка шелкопряда. Она шевелилась, нижний край расплетался. Из расщелины показались тоненькие лапки, а затем белесая и пушистая бабочка. Она встряхивала крылышками и пыталась вспорхнуть. Он с ней чем-то схож. Савва в задумчивости отошел.

Он проходил книжный киоск, непроизвольно взглянул туда и встретился взглядом с Жанной. Ее лицо не зашторено волосами, напротив, открыто и неестественно приветливо. Она улыбнулась ему, а он смутился и торопливо ушел.

Что-то не то.

Внутри заведения Савва столкнулся со стройным официантом, то есть с мусорщиком. Гриша отшатнулся и извинился. Ни колких замечаний, ни угроз, а извинения да ни за что.

Зал наполнился посетителями, но нет привычных худощавых лиц и строгих женских платьев. Те же пьяные крики, истерический смех, звон бокалов со спиртным и вонь табачного дыма, но вместо стройных фигур пошатывались нагроможденные тела. На мужчинах топорщились костюмы в горизонтальную полоску, а на женщинах колыхались светлые платья. Все смеялись и громко разговаривали.

«Эй, малый», – обратился кто-то за столиком.

Савва повернулся, но обращались не к нему, а к Грише, который убирал соседний столик.

Савва услужливо разносил напитки и справлялся о желаниях гостей. Один посетитель разгорячился и настойчиво предложил Савве присоединиться к застолью. Вряд ли это дозволено. Он постарался вежливо отказаться, но посетители вспыхнули, словно охапка спичек. Теперь вся компания не просила, а возмущенно требовала этого. На шум выбежал начальник, и разгоряченный посетитель крикнул ему:

«Эй, тощий, давай обслуживай нас. Ик, а паренек с нами посидит. Сегодня ты наш офцант!»

Начальник потупился и молча обслуживал столик. А Савва подсел к компании и выпивал за их