class="p1">«Я далеко не сторонник теории об исключительной роли „великих людей“ в жизни человечества, но уж если говорить о великих представителях нашего рода, то я должен признать, что во всяком случае Ленин был действительно великий человек…»[94].

Ромен Роллан писал:

«Я не разделял идей Ленина и русского большевизма и никогда не скрывал этого. Я слишком индивидуалист (и идеалист), чтобы примириться с марксистским кредо и его материалистическим фатализмом. Но именно поэтому я придаю величайшее значение великим личностям, именно потому я питаю к Ленину чувство крайнего восхищения.

Я не знаю другой, столь же могучей личности в Европе нашего века… Никогда еще человечество не создавало властителя дум и людей столь абсолютно бескорыстного»[95].

Американский епископ Броун, говоря о «глубоком восхищении», которое испытывают по отношению к Ленину «миллионы людей, не интересующихся социалистическим движением», выражается еще более категорично:

«Я считаю, что он был самым великим из всех людей, которые когда-либо жили»[96].

Бернард Шоу, для которого политические деятели всегда были лишь объектом насмешек, в 1921 году дарит Ленину свою книгу, как

«единственному европейскому правителю, который обладает талантом, характером и знаниями, соответствующими его ответственному положению»[97].

Ту же мысль коротко формулирует и Джон Рид:

«Необыкновенный народный вождь, вождь исключительно благодаря своему интеллекту…»[98].

Мы уже приводили записи о Ленине делегатов II конгресса Коминтерна. Их писали не политические юнцы, восторженно взирающие на своего вождя. За спиной делегатов стояла большая жизнь, политический опыт. Они даже немного стеснялись своих эмоций…

«Я, – писал Мак-Лейн, – не приверженец культа героев. Социалистическое движение так грандиозно, что в сравнении с ним даже его величайшие вожди кажутся пигмеями. Однако, несмотря на все это…»[99].

«Мы, – указывал Серрати, – не поклонники фетишей, и с нашей, коммунистической точки зрения отдельные личности в исторических событиях играют роль путеводных вех, но…»[100].

Но за этими оговорками стояло то, что являлось для них принципиально важным…

«На Вашем примере, товарищ, – писал чешский делегат М. Ванек, – видно, что пролетарская революция требует не только объективных условий в общественном строе, но и творческих носителей идей, личностей, в равной мере проницательных и гениальных духом…»[101].

К аналогичному выводу пришел и итальянский коммунист, профессор Антонио Грациадеи:

«Подобного положения нельзя достигнуть, не обладая из ряда вон выходящими умственными и нравственными достоинствами»[102].

Оценивая тех или иных политических деятелей революции, Ленин всегда указывал на исключительную важность не только их теоретических воззрений, интеллектуальных и организационных способностей, но и их нравственного облика.

«В той кипучей борьбе, какой является революция, – говорил Владимир Ильич в день похорон Я.М. Свердлова, – на том особом посту, на котором стоит всякий революционер… громадное значение имеет крупный, завоеванный в ходе борьбы, бесспорно непререкаемый моральный авторитет, авторитет, почерпающий свою силу, конечно, не в отвлеченной морали, а в морали революционного борца, в морали рядов и шеренг революционных масс» [Л: 38, 77].

Именно таким непререкаемым моральным авторитетом обладал сам Владимир Ильич.

«..Этика не что иное, как единство нашего я. Это суждение полностью применимо к Ленину, – отмечала голландская писательница Генриетта Роланд-Гольст. – Эпохи социальных переходов и потрясения старых форм производства и форм старого уклада жизни всегда являются также эпохами внутренней разорванности личности. В такие времена имеется лишь очень немного людей вполне цельных и внутренне крепких. Ленин был таким человеком, он был вылит из одного цельного куска, и отсюда вытекает целостность его жизни»[103].

Мы уже приводили слова Ленина:

«Не понимая дел, нельзя понять и людей иначе, как… внешне» [Л: 47, 221].

Поэтому Ленин – «самый человечный человек» неотделим от Ленина – политика и государственного деятеля, Ленина – мыслителя и ученого. И отделять жизнь «частную» от деятельности общественной, искать «человека» вне дела, которому Ленин отдал всего себя, значит идти по пути упрощения.

Для обывателя человечность героя – это прежде всего снижение героя до уровня «обыкновенного человека». В жизни великого человека, будь то политический деятель, поэт, ученый или артист, его интересует только быт, «бытовщинка»… Точнее, его интересует, как великий человек делает то, что делает повседневно он, обыватель. То, чего он, обыватель, не делает, его уже не интересует.

Горький писал, что в этом проявляется стремление мещан

«не только принизить выдающегося человека до уровня понимания своего, но и попытаться свалить его под ноги себе, в ту липкую, ядовитую грязь, которую они, сотворив, наименовали „обыденной жизнью“»[104].

И надо сказать, что делается это не всегда безуспешно.

Академик М.И. Авербах, лечивший Ленина, справедливо заметил:

«Жизненный опыт и изучение биографии великих людей учат, что личной жизнью их большей частью не следовало бы интересоваться. Не часто встречаются люди, которые везде были бы одинаковы – и на трибуне, и у себя дома, у которых общественная и личная жизнь составляла бы одно целое… В громадном большинстве случаев личная жизнь даже замечательных людей оказывается крайне не интересной или стоит в полном противоречии с той общественной ролью, какую играет этот человек. Поэтому широкой публике, особенно людям узким, мещански настроенным, не умеющим отделять идеи от человека, не умеющим прощать крупным людям обыкновенных общечеловеческих слабостей, действительно не следует интересоваться частной жизнью людей, играющих общественную роль. Но в данном случае, по отношению к Владимиру Ильичу, я смело и, повторяю, с удовольствием стану рассказывать вам о его частной жизни»[105].

Широко известны многочисленные рассказы, воспоминания, документы, свидетельствующие о скромности и простоте Владимира Ильича в быту, общении с людьми… Но простота простоте рознь. Иной «скромник» столь афиширует свою добродетель – смотрите, мол, каков я, – что она обращается в свою противоположность.

Луначарский рассказывает, как в 1918 году, когда, в связи с ранением Владимира Ильича, газеты запестрели многочисленными статьями о нем, авторы которых не скупились на эпитеты и гиперболы, Ленин пригласил к себе старых партийцев Ольминского, Лепешинского, Бонч-Бруевича и Луначарского. Такого рода статьи, сказал он, явление просто неприличное, а с точки зрения марксизма – сугубо вредное. Владимир Ильич попросил товарищей объехать редакции газет и «наложить тормоз на всю эту историю». И, объясняя, почему он этого не сделал сам, Ленин сказал:

«Мне самому было бы неудобно воспретить такого