– Вы хотите, чтобы я освободила комнаты немедленно? – спросила Лира.

– К концу каникул, если возможно.

– Да. Разумеется.

– Ах, да. Еще одно, Лира. Ты, я знаю, привыкла ужинать в большом зале, пользуясь гостеприимством ученого сообщества, и свободно приходить и уходить, как будто ты одна из нас. Несколько человек поставили мне на вид – и должен сказать, я с ними совершенно согласен, – что подобное поведение более нельзя считать приемлемым. Отныне ты будешь жить среди слуг и, так сказать, на положении слуги. Отныне тебе не подобает пользоваться привилегией социального равенства с академическим составом.

– О, конечно, нет, – отозвалась Лира.

Ей все это снится…

– Я счастлив, что ты понимаешь. Тебе о многом предстоит поразмыслить. Если захочешь поговорить со мной, задать какие-то вопросы, прошу, приходи без малейших колебаний.

– Нет, я не приду к вам. Благодарю вас, доктор Хаммонд. Теперь у меня не осталось ни малейших сомнений относительно того, где мое место и как скоро я должна его занять. Я лишь сожалею, что так долго доставляла неприятности колледжу. Если бы доктор Карн объяснил мне положение дел так же ясно, как вы, я бы гораздо быстрее осознала, каким бременем являюсь для колледжа, и избавила бы вас от неловкой необходимости сообщать мне об этом. Доброй ночи.

Все это было сказано самым кротким голосом с самым невинным видом, и Лира втайне радовалась тому, какой эффект они произвели, потому что Хаммонд явно понятия не имел, что на это ответить.

Он лишь деревянно ей поклонился. Она ушла, не проронив больше ни слова.

* * *

Лира медленно обходила квадратный двор. Остановилась у большой жилой башни, посмотрела на окошко своей спальни – теперь уже почти бывшей.

– Ну, что ж… – сказала она.

– Это было жестоко, – отозвался Пан.

– Не знаю, не знаю… Если денег и правда не осталось…

– Я не об этом. Ты же понимаешь – про слуг.

– Нет ничего плохого в том, чтобы быть слугой.

– Ну, хорошо. Тогда про этих «нескольких человек». Не верю, чтобы кто-то из преподавателей и ученых одобрил такое обращение. Он сказал это, чтобы ты не думала, что он один все это затеял.

– Это не поможет, Пан. Жалобы никогда не помогают.

– Я не жаловался. Я просто…

– Все равно остановись. Нам и так есть о чем погрустить. О наших комнатах, например. Я знаю ту комнату над кухней, о которой он говорил. В ней даже окна нет. Надо было раньше спохватиться, Пан. Мы ведь ни разу даже не подумали о деньгах – ну, разве что о карманных, за чистку серебра например. А ведь всегда есть расходы… Жилье, еда – все это стоит денег. Кто-то за нас все время платил, а мы и не задумывались, кто это.

– Они позволили деньгам утечь сквозь пальцы, а нам ничего не сказали. Они должны были нам сказать!

– Да, наверное, должны. А мы должны были спросить. Спросить, кто за все платит. Но я уверена, старый магистр когда-то говорил, что лорд Азриэл оставил очень много. Точно говорил!

Поднимаясь к себе по лестнице, Лира пару раз споткнулась, как будто силы оставили ее. Она чувствовала себя побитой и дрожала всем телом. Даже забравшись в постели – Пан свернулся рядом на подушке – и выключив свет, она еще долго лежала с открытыми глазами, прежде чем сумела заснуть.

На следующее утро Лира нервничала и стеснялась выходит к завтраку. Она тихо проскользнула в столовую для слуг и положила себе овсянки, ни на кого не глядя и только улыбаясь и кивая, когда кто-то с ней здоровался. Ей казалось, что она проснулась в кандалах, не смогла их снять и теперь повсюду таскает за собой, как знак позора.

После завтрака она долго слонялась в холле, не желая возвращаться в комнаты, которые у нее вот-вот отнимут, и не чувствуя в себе сил заниматься тем, о чем она говорила с Диком, – пойти на почтовую станцию и попытаться устроиться на работу. Вчерашний разговор с магистром словно вытянул из нее все силы.

Наконец, привратник окликнул ее. Она обернулась.

– Тебе письмо, Лира, – сказал он. – Заберешь сейчас или попозже?

– Могу забрать сейчас. Спасибо.

Привратник вручил ей простой белый конверт с ее именем, написанным четким летящим почерком – рукой кавалерственной дамы Ханны Релф. Сердце Лиры сначала дрогнуло от радости, потому что эту женщину она считала настоящим другом, но тут же снова застыло: а вдруг в этом письме говорится, что Лира теперь должна платить и за свои уроки обращения с алетиометром? Где она возьмет деньги?

– Просто открой его, глупышка, – сказал Пан.

– Да.

В конверте лежала карточка, а на ней – всего пара строк: «Милая Лира, не зайдешь ли ты ко мне сегодня после обеда? Это важно. Ханна Релф».

Лира недоуменно уставилась на карточку. Сегодня после обеда? «Сегодня» – это когда? Разве доктор Релф не должна была отослать письмо вчера, чтобы Лира получила его с утренней почтой? Но нет – на карточке стояла сегодняшняя дата.

Лира еще раз осмотрела конверт и только теперь заметила, что на нем нет марки, зато в нижнем левом углу есть надпись: «Курьером».

Она повернулась к привратнику, который раскладывал остальные письма по ячейкам.

– Билл, а когда оно пришло? – спросила она.

– С полчаса назад. Курьер принес.

– Спасибо…

Лира положила письмо в карман и побрела через внутренний двор, направляясь в Сад ученых. Почти все деревья облетели, пустые клумбы казались мертвыми, и только в огромном кедре теплилась жизнь, но и он как будто спал. Был один из тех серых и тихих дней, когда сама тишина кажется погодным явлением – не просто отсутствием звуков, а присутствием чего-то особенного, чего-то большего, чем эти сады, и колледжи, и жизнь вообще.

Лира поднялась по каменным ступеням в дальнем конце сада – отсюда, с насыпи, открывался вид на Рэдклифф-сквер, – и села на скамейку, стоявшую здесь с незапамятных времен.

– Знаешь что? – вдруг сказал Пан.

– Что?

– Нельзя доверять замку на двери нашей комнаты.

– С чего это?

– Просто нельзя, и все.

– Да ну?

– Да. Мы понятия не имеем, что он задумал. Вчера он был такой скользкий и обходительный. Он лицемер.

– А как тебе его деймон?

– Бойко болтает ни о чем. Хочет казаться дружелюбным, снисходительным и все такое.

– Ну, особого выбора у нас нет. – Лира вздохнула, потому что произнести это вслух оказалось неожиданно трудно. – Ему нужны наши комнаты. Официально мы не имеем никакого отношения к колледжу. Денег не осталось. Он начнет… он попытается… Ох, я не знаю, Пан. Все это так ужасно! И теперь я волнуюсь о том, что скажет Ханна.