Тварь дремала под островом. Сон ее нарушался лишь изредка, когда из-за сдвигов морского дна ее уютную колыбель начинало трясти и шатать или когда напоминал о себе голод. Тогда тварь расправляла руки-щупальца и рыскала ими, хватая все, что придется, – своих меньших собратьев, и акул, и китов, и тех, кто жил наверху, – маленьких, почти незаметных и не особенно вкусных. Иногда маленькие сами падали твари на голову, и поневоле приходилось съедать их, если сон был не слишком крепок. Еще беспокоили тварь большие зубастые киты, хотя и с ними она умела справиться. Темный разум создания хранил бесчисленные воспоминания – еще о тех временах, когда тело его было намного, намного меньше, когда он ютился в трещинах скал и охотился лишь на некрупных серебряных рыб и скользких мурен. Тварь понятия не имела, отчего начала расти и прибавлять в весе так, что все былые скальные убежища стали ей малы. Это случилось давно. Или не очень давно. Времени не было места в мире спавшего под островом. Были лишь пробуждения, были пиршества и схватки. Одна, с гигантской акулой, болезненно напоминала о себе – на жесткой шкуре до сих пор сохранились белые шрамы. Должно быть, та акула была царицей всех рыб, настолько же превосходя размерами других акул, насколько он превосходил своих собратьев. Битва была жестокой. Он кусал ее бесчисленными ртами, расположенными на концах рук, но малые рты не могли прокусить шкуру хищницы, а подтянуть ее к клюву никак не удавалось. Зубы акулы, напротив, легко рвали его кожу и выдирали огромные куски плоти и даже целые щупальца, так что приходилось отпускать противницу. Вырвавшись, акула нападала и нападала, тесня его к границе родной бухты, – и в конце концов ему пришлось бежать. Течение принесло его к острову, где он с тех пор и поселился.

Элджи еще раз что было сил дунул, и эхо под островом окрепло. Со скал посыпались мелкие камешки, пошуршал песок. Племя на той стороне испуганно загомонило.

– Разбудил! Он разбудил!

Дохляк и Риккардо бессильно размахивали винтовками – все патроны давно были истрачены на их соплеменников и Малых Богов, так что оружие превратилось в бесполезные дубинки. Говорящий, шатаясь, попятился от края расселины. Карниз под Элджи закачался. Он привстал, чтобы лучше видеть в желтом тумане. Люди разбегались, спеша укрыться в норах или добраться до пустоши на дальней оконечности острова, где во время землетрясений было не так опасно. Море, еще недавно гладкое, заволновалось и с сердитым рычанием устремилось на остров. Поднялась Большая Волна. Скалы, как ряд воинов, выступили ей навстречу и приняли первый удар. Раскатился грохот. Полетели брызги. Птицы, гнездившиеся на утесах, тучами поднялись в воздух и истошно заголосили. Весь остров содрогнулся, и те здания Центра, что еще не обрушились, зашатались, словно компания пьяниц. Над ними облаком встала пыль.

И лишь двое во всем этом шуме, гаме и беспорядке сохраняли спокойствие. Говорящий замер в нескольких шагах от Курящейся Бездны, привычно закинув голову и воздев руки к небу. И спасенный, смирно лежавший у самого края, не пошевелился – только начал медленно сползать вниз. Элджи, сам не зная зачем, бросил дудку и начал сползать с карниза – а затем, оступившись, покатился в ливне песка и камней в самую Бездну.

Тварь открыла огромные желтые глаза и завозилась на своем ложе. Вода начинала мелко подрагивать, больно стуча по чувствительным рецепторам в шкуре и щупальцах. Верный признак того, что приближался сильный подземный толчок. Тварь покрепче вцепилась в каменные столбы, поддерживающие свод гигантской полости, дававшей ей приют. И тут ее сумрачного сознания коснулось что-то – может быть, звук, или тепло, или свет. Что-то непонятное и беспокойное, как зуб гигантской акулы, вонзающийся в плоть. Тварь, оторвав щупальца от скользких камней, устремилась вверх, к своду наполненной водой пещеры, туда, откуда сочилось беспокойство.

…Конечно же, колдовство не подействовало, подумал он. Переселения душ не бывает, демоны не вселяются в человеческое тело. Это бред. Это шутки подсознания – а разум хватается за последнюю соломинку, пытаясь вырваться из темницы. Как он понимал ее сейчас. Наверное, этого Мирра и добивалась. Совершенное и окончательное бессилие, когда видишь собственную смерть и не можешь ни попятиться, ни хотя бы зажмуриться. Земля под ним тряслась, и тело неуклонно, дюйм за дюймом, сползало к краю зияющей трещины, а желтая дымка терзала легкие и выжимала слезы из глаз. Он даже не мог прикрыть веки. Глаза заморгали рефлекторно. «В последние секунды жизни надо вспомнить то хорошее, что ты сделал», – мелькнула глупая мысль. Но что хорошего сделал он? Ничего не приходило на ум, и тогда он стал думать о Сиби. Почему-то ему страстно захотелось, чтобы Сиби была здесь. Она не дала бы ему упасть, как не дала когда-то утонуть в озере и в сознаниях бесчисленных лесных тварей. Она не дала бы ему умереть… Угасающий разум отчаянно зарыскал, пытаясь нащупать сознание цвергской девчонки через тысячи и тысячи миль… Но вместо этого нащупал нечто другое. Огромное и темное, оно всплывало из глубины. Оно было рассержено.

Уже почти скатившись вниз, Элджи увидел, как из Бездны высовывается черное мокрое щупальце. Оно зашлепало, слепо нашаривая добычу. Глубинный Бог был голоден и разгневан. Элджи разбудил его своей дудкой и сейчас за это поплатится. Он затрясся от страха, но что-то сильнее страха толкнуло его – и, в длинном прыжке перелетев расщелину, Элджи ухватил за руку сползающего в Бездну чужака и потащил его прочь. Черное щупальце, потянувшееся было к Говорящему, отдернулось, как бывало уже не раз и не два. Затем, как будто поколебавшись, оно зазмеилось следом за Элджи и его ношей.

Тварь протянула одну из своих бесчисленных рук. Рука чуть не наткнулась на маленького, но это был плохой маленький, колючий и неприятный. Рука отдернулась. Однако беспокоил не он. Этот маленький был похож на рыбу-шар, колючую вблизи, но безопасную на расстоянии. А то, что тревожило, было как чернила каракатицы, разлитые в воде и расплывающиеся большим едким облаком. Оно было как-то связано с двумя маленькими – тварь видела их не глазами, скрытыми под толщей скал, а всем сознанием, охватывающим остров и прилегавшие к нему воды. Один маленький был словно белая искра в воде. Но когда тварь направила внимание на второго, тот оказался не таким уж маленьким. Тело его ничем не отличалось от остальных карликов, населявших остров, но разум был темен, огромен и пуст, как разум ранившей когда-то акулы. Почувствовав противника, тварь заволновалась. Его опять хотели изгнать с облюбованной территории. Гневно захлопав руками, хозяин острова ринулся в бой.

Когда щупальце нависло над головой, Элджи бросил безразличного спасенного и схватился за острый осколок камня. Он знал, что камни и даже пули совершенно бесполезны против Глубинного, и все же умирать без боя, как Музыкант и как другие до него, не хотел. Однако Глубинный, кажется, пришел не за ним. Презрительно отбросив Элджи в сторону – от удара треснули ребра и перехватило дыхание, – щупальце потянулось к чужаку. Приподнявшись на локтях и изумленно расширив глаза, Элджи смотрел. Другие черные руки-змеи уже взметнулись над берегом и над развалинами Центра, привычно хватая бегущих соплеменников или круша остатки стен и перекрытий. Рев землетрясения мешался с ревом взбесившегося моря и ревом Глубинного Бога – но Элджи смотрел только туда, где в черном щупальце открылась широкая, вооруженная нескольким рядами мелких зубов пасть. Пасть эта нависла над лежащим на спине чужаком. А потом щупальце упало.