– Ей не дозволено жить, – сказала Вейлена. – Как и любому, кто предлагает ей помощь. – И, вытянув указательный палец, заканчивавшийся длинным железным когтем, она вонзила его Тумнору в темя. Тот издал странный звук, вроде как пукнул, и повалился лицом на стол; из аккуратной ранки на макушке хлынула пенящаяся кровь.

Шев подняла руки, демонстрируя пустые ладони.

– Уверяю, что никакой поддержки я не предлагала. Поддерживать я люблю ничуть не больше, чем любая другая девушка, разве что самую малость больше. Но Джавра… – Она шевелила руками очень осторожно, чтобы самой удостовериться, что механизм взведен, но чтобы другие сочли ее движения всего лишь выразительной жестикуляцией. – Не хочу ее обидеть и уверена, что рано или поздно она осчастливит какого-нибудь мужчину, а то и нескольких, в качестве жены, но что касается меня, она совсем не в моем вкусе. – Шев вскинула брови и взглянула на Вейлену, которая, если честно, куда больше соответствовала ее вкусу: одни глаза чего стоили.

– И, знаете, не буду хвастаться, но с какой стати я буду предлагать поддержку? Как правило, я стараюсь сама получить всю поддержку, которую женщина может…

– Она имеет в виду помощь, – пояснила Джавра.

– А?

– Поддержка – это не сексуальная позиция.

– О…

– Убейте их, – приказала Вейлена.

Арбалетчик поднял свое оружие, свет свечей заиграл на острой головке заряженного болта, а из теней выскочили еще несколько головорезов, размахивавших разнообразным оружием крайне неприятного вида. Хотя, подумала Шев, разве может оружие казаться привлекательным, если оно обращено против тебя?

Шев резко повернула запястье, и метательный нож прыгнул ей в ладонь. К сожалению, пружина оказалась натянута слишком туго, и нож проскочил между ее смыкающимися пальцами и вонзился в потолок, аккуратно перерезав в полете веревку, которая держала люстру. Затрещали шкивы, и махина стала падать.

Арбалетчик ухмыльнулся и начал давить на спусковой крючок, прицелившись точно в сердце Шев. Один из громил занес над головой огромный топор. И в этот миг тяжеленная конструкция из досок, стаканов-подсвечников и воска рухнула ему на голову, буквально расплющив его, арбалетный болт вонзился в край люстры за мгновение до того, как она рухнула на пол, заставив содрогнуться все здание, придавив еще двоих головорезов и взметнув тучу пыли, щепок, осколков и горящих свечей.

– Вот дерьмо… – прошептала, оторопело мигая, Шев, когда гул падения стих. Они с Джаврой остались совершенно невредимыми и стояли рядом посреди круга из обломков люстры.

Шев испустила победный клич, который тут же – как это чаще, чем хотелось бы, случалось с ее победными кличами – сменился сдавленным испуганным бульканьем при виде того, как один из оставшихся невредимым врагов перепрыгнул через обломки люстры, вращая мечом так, что его лезвие предстало перед ее глазами как расплывчатое пятно. Она подалась назад, зацепилась за стол, потом за стул, упала, перекатилась, увидела, как клинок, блеснув, пролетел мимо, и нырнула под другой стол; кто-то рубанул по столешнице топором, и Шев окутало облако пыли. Она услышала лязг, грохот, громкую ругань и вообще весь знакомый набор звуков, сопровождающий любую серьезную драку в любой гостинице.

Пропади оно все пропадом, Шев терпеть не могла драки. Ненавидела их. И, несмотря на эту ненависть, то и дело оказывалась втянута в них. Партнерство с Джаврой ничего не исправило в этом отношении, как, впрочем, если подумать, и в любом другом. Она выскользнула из-под стола, вскочила на ноги, получила удар в лицо, отлетела в сторону, больно стукнулась о стойку и, тряся головой и отплевываясь, попыталась сморгнуть набежавшие на глаза слезы.

Один из убийц с рычанием кинулся на нее, замахнувшись ножом над головой; Шев прогнулась в талии, сталь сверкнула мимо и глубоко вошла в стойку. Шев метнулась вперед, боднула нападавшего головой в лицо – он сразу схватился обеими руками за разбитый нос, – выдернула его нож, застрявший в столешнице, одним плавным движением метнула его, и он, перевернувшись сколько нужно раз в воздухе, вонзился по рукоять в лоб арбалетчика, который как раз закончил перезаряжать свое оружие и пытался прицелиться. Его глаза закатились, и он свалился с балкона на стоявший внизу стол, перебив бутылки и стаканы.

– Какова я с ножами! – пробормотала Шев себе под нос. – Я могла бы… у-ух! – еще один тип стукнул ее в бок так, что она снова отлетела в сторону и разом растеряла все свое самодовольство вместе с дыханием.

Он был массивным и потрясающе уродливым и размахивал булавой (почти такой же большой и уродливой, как и он сам), разбивая мебель и посуду и разбрасывая во все стороны осколки и обломки. Шев, плаксивым голосом изрыгая подряд все ругательства, какие ей удавалось вспомнить, отчаянно подпрыгивала, пригибалась и уклонялась. Ей не выпадало ни малейшего шанса куда-нибудь спрятаться, так что оставалось лишь отступать и отступать, пока громила не загнал ее в угол.

С перекошенным от ярости лицом он замахнулся палицей.

– Стой! – завопила Шев, указывая пальцем ему за спину.

Просто удивительно, как часто этот прием срабатывает. Громила дернул головой, чтобы взглянуть, в чем дело, и остановился в своем замахе ровно настолько, чтобы Шев смогла изо всей силы ударить его коленом между ног. Он задохнулся, закачался, упал на колени, а она взмахнула своим кинжалом и нанесла ему резкий удар сбоку в основание шеи. Он застонал, попытался выпрямиться, но растянулся, уткнувшись лицом в пол и обливаясь кровью.

– Извини, – сказала Шев. – Будь оно все неладно, мне очень жаль. Сочувствую. – И это была чистая правда. Но сочувствовать умершему куда лучше, чем умереть самой. Так уж повелось. И урок этот она усвоила давным-давно.

Других стычек вроде бы не предвиделось. Джавра в перемазанном кровью грязно-белом пальто стояла среди обломков люстры и изуродованных трупов дюжины разнокалиберных головорезов. Одного живого она удерживала в согнутом состоянии, зажав его шею под локтем, а второго, прижимая его лицом к столу, держала растопыренными пальцами за шею; он дергался и брыкался – без всякого толку.

– Все, что имеет вес, должно падать вниз, – философски заметила она и, одновременно дернув щекой и мускулистой рукой, сломала шею первому и, выпустив его, позволила безжизненному телу шлепнуться на пол. – В мое время храм нанимал убийц получше. – Она наклонилась вбок, подняла второго и швырнула его через окно на улицу. Он с отчаянным визгом вышиб ставни и умолк (видимо, навсегда), расколов головой столб.

– Второпях не удалось найти никого лучше, – сказала Вейлена, появившись за ее спиной. – Но всегда рано или поздно доходит до этого. – И она потянула из ножен кривую саблю, длинный клинок которой, как показалось Шев, походил на струйку колеблющегося черного дыма.

– Необходимости в этом нет, – ответила Джавра. – У тебя два варианта, какие были и у Ханамы, и у Бирке. Ты можешь вернуться в Тонд. Вернись к Верховной жрице и скажи, что я не буду ничьей рабыней. Ничьей и никогда. Скажи ей, что я свободна.