где-то неподалеку, третий лежит запертым. На открытии Олимпиады стали проходить команды, и вдруг слышу по рации: «Нет румынского флага». Началась беготня. Хорошо, что все было предусмотрено.

Тяжелее всех приходилось Иосифу Михайловичу Туманову: люди, которые принимали сценарий, были сделаны совсем из другого теста. Туманов очень нервничал. Я сама не всегда была убеждена в его правоте. А он твердо знал, что хотел. Он был полон идей, умел привлечь и организовать людей. Но любые его идеи подвергались сомнению. И от многого пришлось отказаться. Единственное, на чем он настаивал до конца, — это полет Мишки. Ему говорили: «И так считается, что в России медведи по улицам ходят. А тут еще летающий медведь». Но он не отступил.

Трудности с Мишкой возникали и позже. Надо было эту громадину изготовить, где-то поблизости накачать, раскрасить. Согласовывали с различными службами, куда он полетит, не заденет ли проводов, куда сядет. Он ведь был неуправляемым.

Мишек готовили двух — на случай, если первый не взлетит. Просчитывали, сколько нужно времени, чтобы поднять с резервного поля второго.

Мишка взлетел успешно. Стадион ревел. Я сама ревела от счастья. Но напряжение во мне спало только тогда, когда по рации сообщили, что он благополучно приземлился.

Олимпиада приобщила нас к некоторым благам западного мира. Хорошо помню, каким потрясением стала привезенная фанта. Пить ее на работе позволяли сколько угодно (и некоторые напивались до аллергии), выносить же запрещалось. Потом все-таки разрешили брать на вынос, но бутылки надо было возвращать.

Начальству, и мне в том числе, раз в месяц полагалась фанта в баночках. У моего сына тогда намечалась свадьба, и я попросила выдать мне фанты побольше — в счет следующего месяца. Когда на свадебном столе стояли эти яркие баночки, у всех было ощущение некой избранности…

С началом соревнований открылись многочисленные кафе и ресторанчики. Жизнь смахивала на коммунизм: все нарезанное, в упаковках — салями, сыры, финское и голландское масло… Мы пировали в ресторане: брали бифштекс, грибы, запивали хванчкарой или киндзмараули (когда начались соревнования, мы могли уже немного расслабиться). Стоило все копейки. После закрытия Олимпиады рестораны продолжали работать, но цены уже были другими.

Когда все закончилось, решили наградить организаторов. А я считалась человеком подозрительным. Во-первых, потому, что ушла с телевидения, с номенклатурной должности (тогда это воспринималось как идеологический шаг). Во-вторых, двоюродным братом жены моего папы был Андрей Дмитриевич Сахаров. В-третьих, моя сестра Зина всегда занималась правозащитной деятельностью. И все-таки кто-то настоял на том, чтобы меня наградили. И мне вручили медаль «За трудовое отличие». До того у меня была только одна награда — «К 100-летию со дня рождения Ленина», которую я получила на телевидении.

Думаю, что не оценили по достоинству работу на Олимпиаде Иосифа Михайловича Туманова. Он был очень масштабным человеком, Провел Олимпиаду сквозь невероятные трудности, которые создавала административная машина. Привнес в эту политическую акцию театральную культуру.

Мы чувствовали перелом в отношении к нашей стране, произошедший сразу же после открытия. Удивительно стройное, красивое зрелище (греческие колесницы, талантливо придуманные спортивные, хореографические и цирковые композиции на множестве площадок, живой фон) сломило напряжение, которое существовало в мире в связи с Олимпиадой. А полет Мишки в финале принес ощущение победы.

Вскоре после Олимпиады Туманова не стало. Уже нет в живых выдающихся мастеров — Михаила Годенко, Одиссея Димитриади, Льва Немчека, Бориса Петрова. Но то, что они сделали, запомнилось миллионам: они сумели создать зрелище, долгие годы считавшееся непревзойденным.

Что же касается моей работы, то когда на весь огромный стадион, где репетировала масса людей и снимало телевидение, раздавался голос Туманова: «Маргарита Александровна Эскина! Просьба срочно подойти к Северной трибуне!» — я понимала, что все-таки существую. Хотя знала, что могу делать гораздо больше.

* * *

Кончилась Олимпиада. Я опять без работы. Вдруг звонит человек, которого я знаю с детства, — театральный администратор Леонид Салай (я звала его дядя Леня). Он в то время был директором оркестра Вероники Дударовой и предложил мне идти к нему замом. Поскольку должности замдиректора в штатном расписании не существовало, меня оформили заведующей постановочной частью.

Услышав, что я устроилась на работу в оркестр, мои друзья и знакомые умирали от смеха, ибо я и музыка — вещи несовместимые.

Оркестр имел базу на Самотеке, в очень красивой церкви, правда, тогда довольно обшарпанной. Я сразу поняла, что замдиректора там нужен как собаке пятая нога. Делать совершенно нечего, тем более с моей энергией. И вот как находит себя человек: я открываю буфет!

Приглашаю тех, кто работал со мной на Олимпиаде. Так, администратором становится Мила Краузова, и мы начинаем благоустройство буфета. Моя сестра с подругой берутся помочь.

До того музыканты питались черствыми бутербродами с бледным чаем. Мы покупаем плиту, наводим чистоту и красоту, приносим из дома сковородки, вазочки, салфетки.

Ранним утром я отправляюсь в магазины, закупаю продукты и волоку все на работу. Делаю простые и дешевые блюда, какие умею. Например, соленый творог (с луком и помидорчиками), который мажется на черный хлеб.

Мы вводим новые формы торговли. Если раньше во время перерыва весь оркестр, как полоумный, мчался наверх, чтобы занять очередь и успеть поесть, то теперь спешить нет нужды: на прилавке в вазах лежат свежие бутерброды, куски нарезанного торта, на подносах стоят разные напитки (а для духовиков — в холодильнике). На плите — яичница с тертым сыром или луком, горячие сосиски, горячие бутерброды. Цена бутерброда — 15 копеек. Каждый берет, что захочет, и расплачивается, положив деньги в специальную тарелку. Довольно быстро выяснились пристрастия, и в соответствии с ними менялось меню.

Музыканты были ошеломлены такой заботой о них. Стали появляться в буфете и до репетиции, и после. Начали туда приходить и наши друзья — уютно, дешево, вкусно.

Со временем в оркестре работали уже все члены моей семьи: сестра и сын — на вахте, дочка помогала в буфете, муж подвизался дворником. Прежде двор убирали клиенты соседнего вытрезвителя. Поэтому иногда музыканты, показывая на моего Юру, говорили: «Маргарита Александровна, посмотрите, какого замечательного парня прислали сегодня из вытрезвителя!»

Думаю, за буфет (больше не за что) меня взяли на гастроли по Чехословакии, хотя я там была напрочь не нужна. Это была моя первая поездка за рубеж.

* * *

Следующей моей недолгой остановкой стал Дворец культуры МАИ, куда меня пригласили художественным руководителем. Там было много талантливых людей. Потрясающий агитколлектив создал Михаил Задорнов. Появился замечательный коллектив Валерия Девушкина. Но у Дворца культуры имелся еще и директор, а для меня быть не