— Да.

Очень тихо. Сдавленно. Произношу я, опустив глаза.

— Распишитесь здесь и здесь.

Мы делаем шаг к трибуне. Первым расписывается глава семьи. Моя рука дрожит. Роспись выходит кривой и неровной.

После мы надеваем друг другу на пальцы обручальные кольца. На моей руке теперь два кольца. И оба его. Я не посмела снять то кольцо, которое он надел мне на балу. Это бы точно его разозлило. Заметив кольцо с крупным бриллиантом, он едва заметно улыбнулся.

Фотографы старательно запечатлели этот момент. Я очень нервничаю, когда одеваю кольцо Кариму на палец. Его пальцы утонченные, аристократические. Руки хоть и сильные, но трепетно ухоженные. А кожа смуглая, в отличие от моей, белой. Но бархатная на ощупь. И горячая. Неудивительно, ведь в его венах течёт горячая кровь.

— Прекрасно! Объявляю вас мужем и женой.

Гости, аплодируя, поднимаются со своих мест на ноги.

— Можете поцеловать невесту! — огласил регистратор брака.

— Горько! Горько! Горько! — загудели зрители, зааплодировав ещё громче.

Грубая мужская рука падает на хрупкую талию, цепко её сжимает, словно когтями хищника плоть нежную терзает. Мужчина разворачивает меня к себе лицом. Вторую руку запускает в волосы на затылке, сгребает прядь вьющихся локонов, тянет на себя…

Задержав дыхание, Асадов накрывает мои губы своими. Я бы сказала по-другому — дико таранит, вонзая в рот язык. Не язык, а саблю какую-то.

Пол проваливается под ногами, унося меня в кишащий демонами ад. Этот поцелуй был властным и холодным. Никакой романтики. Он просто поставил на мне клеймо. Повесил замок на свою игрушку. Посадил на цепь. Заковал в кандалы!

Именно с этого момента я поняла, что прежней моя жизнь больше не будет никогда. Этот поцелуй на сто процентов отличался от того поцелуя на балу. Он был подарен без каких-либо чувств. Как обязанность. Необходимость. Как будто меня поцеловал абсолютно другой человек. Айсберг. Ледяная скульптура, выточенная из чистого льда. Мне даже холодно стало.

Рой ледяных мурашек пронёсся вдоль позвоночника, пронизывая его острыми иголками. Я в панике распахнула глаза и позволяла ему делать с моими губами всё, что он хотел.

Я не отвечала на властные терзания взаимностью. Я была шокирована происходящим. Впала в оцепенение. Молча терпела всё, что Карим со мной делал. Позволяла пользоваться своим телом, потому что обречена. Он лишь углубил поцелуй. Глубже язык в горло толкнул, как ножом нёбо полоснул, и впился в губы сильнее. Так жестко и требовательно, что мне стало по-настоящему больно. Вот-вот и губа лопнет.

В конце поцелуя Карим Асадов реально обезумел. Он укусил меня! Прямо за нижнюю губу. Я немо взвизгнула, уронив слезу, тогда он быстро рыкнул мне на ухо:

— Улыбайся! Жена.

Вспышки фотокамер ослепили глаза. Я была вынуждена это сделать. Родители грозно на меня глазели. А на суровом лице отца я будто прочитала послание: “Улыбайся! Естественнее будь. Иначе Мише не поздоровится!”

Миша…

Он до сих пор был у них. В голове постоянно мелькали слова отца:

“Он — гарантия того, что ты будешь покладистой”.

Они нашли множество рычагов, чтобы управлять мною. Поэтому я подчиняюсь. Я попыталась улыбнуться, пыталась позировать на камеру. Нас в институте леди учили актёрскому мастерству, я попыталась вспомнить как это было. Надеюсь, получилось.

Карим сильнее и жёстче прижал меня к своему бедру, коварно ухмыльнулся. О нет, это была не счастливая улыбка счастливого, влюблённого мужчины, а какой-то жуткий волчий оскал.

— Поздравляем!

— Совет да любовь!

— Какая замечательная пара!

— Идеальные! Красивые! Счастливые!

Посыпалось со всех сторон.

Ложь. Фальшь. Смехотворный театр.

Всё окружающее кажется для меня сплошной тошнотворной грязью. Игрой на такую же тошнотворную публику. Ведь каждый здесь норовит похвастаться своими понтами. Мои родители — особенно, выдавая замуж свою дочь за очень богатого, очень известного бизнесмена.

Гости начали вставать со своих мест и подходить к нам с поздравлениями. Каждый по очереди. Кто-то дарил шикарные букеты, кто-то какие-то коробки, обтянутые подарочными лентами, кто-то просто комплименты и разные пожелания.

А я как робот говорила одно и тоже:

— Спасибо.

Просто спасибо.

С легкой, лживой улыбкой на устах.

Карим же просто кивал, придерживаясь привычного имиджа ледышки. На лице мужчины не было ни одной положительной эмоции. Ни капли радости. И это меня насторожило ещё больше. Надеюсь, он продолжает играть имидж серьёзного бизнесмена, чтобы его все боялись и уважали.

Именно так я себя утешала…

Он другой! Он мягче. Может ведь быть таким, может? Как на балу. Там он был намного галантней. И целовался более чувственно. Не кусал мои губы до крови, как сейчас, строя из себя кровожадного дикаря. А сминал их вожделенно, сладостно.

Поцелуй ли это был сейчас? Или способ наказания. Пытка. Месть за что-то? Именно так мне показалось. В голове мельком пронеслись эти странные мысли. Он груб со мной потому что ненавидит за что-то. Понять бы за что? Ведь я его совсем не знаю. Мы раньше никогда не встречались.

Ну вот… Теперь я официально замужняя девушка.

Я жена. Пока еще верится с трудом.

А Карим Асадов, будущий мэр, мой муж.

Мы закончили принимать поздравления. По лицу мужа я поняла, что ему это надоело. Он стал ещё более хмурым, почти злым. Видимо не любит вечеринки и толпы воркующих людей. Так странно, непривычно и в одночасье ужасно, что я только сейчас начинаю знакомиться с характером супруга, его повадками, особенностями, эмоциями в день свадьбы. В некоторых книгах, которые я тайком читала, всё было по-другому. Я как будто живу на другой планете. Насколько же сильно отличается моё общество, от общества, к примеру, Миши.

Карим берёт меня за запястье, жестко его сжимает, ведет меня к праздничному столу, до самых краёв заваленному деликатесами.

В горле уже в который раз перехватывает дыхание от его жёсткости. Неужели по-другому он не умеет? Можно ведь проявить хотя бы каплю ласки? Откуда взяться этой ласки? Он ведь не любит!

Все верно. Он женился на вещи.

Сегодняшний день похож на экстремальные горки. Но экстрим только начинается. Самое страшное ещё впереди. Это… брачная ночь.

Музыканты оживают, играя спокойную, романтичную музыку, а гости усаживаются за стол. Во главе стола — мы. Молодожёны.

Отец поднимается с места, когда официанты наполняют всем бокалы с элитным шампанским. Он произносит эмоциональную речь. Даёт мне какие-то наставления, восхищается Каримом, но я всего этого не слышу. Не могу сконцентрироваться на его словах, вообще на всём происходящем. Как будто плаваю во сне под наркозом. Наконец, папа громко оглашает: